Утром, на морозе начала марта, торопясь и оскальзываясь на вздувшемся, пупырчатом, неровном сером, синем, бледно-белом льду, чертыхаясь и матерясь про себя, когда нога в тонком сапоге залезает в сугроб по бокам узкой тропинки около псевдопроезжей части и проваливается в скрытую в снегу воду, уже забываешь жаловаться. Жалобы на жизнь, судьбу, конец света отпадают, уходят под грузом мелких, рутинных проблем. Люди не ставят больших задач и целей, в планах - дожить от пятницы до пятницы, напиться вечером пятницы, проваляться в субботу на диване, шляться по деревне в воскресенье с мужиками или устроить в доме вялое подобие уборки( вариант для женщин), и в понедельник вновь огурцом прийти на работу. Идти и смотреть на одно и то же низкое серое небо, по которому пролетают клочковатые темно-серые облака, и идут снизу чахоточные желтые полосы от восходящего солнца. Говорят, солнце встает на востоке. А здесь все стороны света одинаковы, везде серый плес, обломки скал, небо, висящее прямо над домами и над темно-зелеными елями и редкими березами. И серая мутная жижа, окутанная туманом, сковывающая остров с четырех сторон - океан. Обычно его не видно, но чувствуется он все время. Ксения выросла среди океана, привыкла не замечать его. Но теперь он рядом, он давит ей на грудь, мешая дышать. Все мешает, и так тоскливо, и хочется вырваться и убежать отсюда к черту на рога. И даже маленькая ручка, доверчиво уцепившаяся за ее перчатку, становится тяжелой и неподъемной, Ксения раздраженно смотрит на Лику, и та резко пытается прибавить хода, пока мама не начала кричать прямо на улице. А Ксения торопливо тащит дочь вперед, стесняясь девочки, соседей, себя самой, злясь на себя за беспомощность и черствость. Нужно быть бессердечной тварью, чтобы так терзать родного ребенка, свою плоть и кровь. Неужели она настолько плохая мать? Ксения знает, что дочь ее боится, при любой возможности бежит к папе. Конечно, он в ее глазах добрый, ему не приходится делать ей перевязки, заставлять есть овсянку, которую она не любит. Ему не надо сидеть с ней, кормить ее, одевать, он приходит раз в неделю и морочит ей голову глупыми сказками и мечтами о прекрасной жизни. Как же она устала тащить на себе все! Тянуть за собой мужа-неудачника, мечтателя и нытика, который только и может что корпеть над своими сметами и играть с дочерью в лошадку. Он жутко беспомощен в обращении с техникой, инженер тоже мне, он даже лампочку нормально поменять не может, обязательно его ударит током, и он зависнет дня на два на диване. Чувствуя, как в ней все накипает, Ксения пытается расслабиться. Доза утренней желчи получена, сейчас придется выслушать еще от врача.
В детской регистратуре к педиатру очередь, человек пятнадцать.
-Кто последний ? - Ксения кожей чует недоброжелательность собравшихся и невольно втягивает голову в плечи, неосознанно сразу тушуясь перед людьми. Тащит дочь в дальний угол приемного покоя, садит на ободранную коричневую кушетку, а сама встает у окна, из которого видна блестящая под солнцем ледяная вода и грязь улицы, забуксовавшая на льду чья-то машина, солнечные огни в окнах соседнего одноэтажного корпуса больницы, они в поликлинике, там какое-то отделение, она точно не знает. Детского отделения в больнице нет, мелюзгу лечат на дому.
Ксения сама боится людей и думает, что Лика тоже. Женщина выросла в глухой деревне, много меньше, чем эта. В школе, в классе, где сидело пять человек, она училась средне, вытягивала без троек, чем гордилась больше всего на свете. Больше гордиться было нечем, донашиваемые от матери вещи и с детства огрубевшие от работы на крохотном каменистом огороде руки напоказ не выставишь. Люди смотрели на Ксению, тогда еще Ксюшу Марченко, с пренебрежением, сквозь, она прошмыгивала мимо них, как мышка, как тень. Невысокая, худая, бледная, в неброской одежде, тенью она и была. Среди других сельских ребят Ксюша не завоевала себе роль даже изгоя, козла отпущения, нет, она просто была пустым местом, и, если бы ее имя не значилось в классном журнале, никто бы и не знал, как там ее зовут. Повзрослев, она превратилась в немного нескладную, резкую и раздражительную девицу, кое-как сдала выпускные экзамены и уехала в город. Там выучилась на учительницу математики и вернулась. Искать работу в городе даже не стала, предпочла приехать обратно в родное болото, где вскоре вышла замуж. Там уже ребенок, в общем, круг замкнулся. Теперь дочь обещала вырасти вторым изданием матери плюс неизлечимая непонятная болезнь, превращающая слабое тело в кровавое месиво бинта, кожи и живой ткани.