Волны любви. Маленькие семейные истории

— Не переживай. Что ты мертвецов не видел? Пусть бабушка останется у тебя в памяти живой и громогласной, а не нарядной безмолвной куклой в ящике. Приедешь потом, побываешь в ее квартире, там каждая вещь ею дышит. Тогда и попрощаешься. Похороны послезавтра, сходи в этот день в какую-нибудь церковь, поставь свечку. Бабушка хоть и была атеисткой, а крестик-то тебе на шею она повесила.

Мы с Линой так и сделали. Съездили в церковь Святителя Николая в Штутгарте. Я поставил свечу за упокой новопреставленной рабы Божией Екатерины, положил в ящик возле кануна пакет с продуктами на помин души, потом подумал и поставил ещё одну свечку для мамы.

После бабушкиной смерти я был в ее квартире только два раза. Первый раз, когда мы с братом ездили оформлять документы на наследство, и второй, когда учился на втором курсе университета. Кто-то из ребят в группе бросил клич встретить всем вместе новый год в Питере. Собрались не все, человек десять, в том числе и я с нашим старостой Валеркой. Мы немного приятельствовали, поскольку в аудитории с первой лекции сидели рядом. Вне учебы дружбы не получалось. Валерка жил в Подольске и каждый день мотался домой.

В Питере ребята собирались ночь пошататься по городу, а ближе к утру первым поездом уехать домой в Москву. Я предложил остаться ещё и на день, а для отдыха расположиться в моей квартире. Предложение приняли на ура.

Вечером 31 декабря мы ввалились гурьбой в квартиру, чтобы кто переодеться, кто перекусить, оставить сумки у кого они были. Кто-то захватил из дома консервы и выпечку для перекуса на следующий день. Увидев бабушкины хоромы, парни прибалдели и тут же все переиграли. Встречать новый год решили здесь и никуда не ходить. Отправив десант в магазин за недостающими продуктами и напитками, оставшаяся братия занялась украшением квартиры под моим руководством. Мы вытащили из библиотеки в гостиную засохший остов некогда роскошного фикуса и навешали на него старинных игрушек и мишуры. Реанимировали старенький телевизор. Большой бабушкин письменный стол выдвинули на середину комнаты и накрыли его скатертью.

Десант из магазина вернулся с добычей: три девчонки-первокурсницы из питерского Политеха, не успевшие за четыре месяца учебы найти себе компанию. Девчонки были иногородние и снимали комнату в соседнем доме. Вечер обещал быть приятным.

В начале второго ночи, мы ещё не успели раскрутиться, нас потревожил наряд полиции. Престарелая профессура, проживавшая в доме, просигналила, что в бывшей профессорской квартире обосновалась подозрительная банда и мешает жильцам смотреть по телевизору новогодние программы. Нам посоветовали вести себя прилично. На всякий случай переписали данные наших паспортов, и наряд уехал. Все нашли это приключение очень забавным, соответствующим сказочной новогодней ночи, и как с цепи сорвались, бросились во все тяжкие.

В девять часов утра, когда мы все уже отрубились кто где, кто валетом на моем детском диванчике, кто гурьбой поперек бабушкиного дивана, приехал новый наряд полиции и призвал меня к ответу. Мы были ошалевшие после выпитого и съеденного за ночь и плохо понимали суть претензий. Наряд составил протокол и повез меня в отделение. Валерка, как ответственный человек, староста группы, поехал со мной.

Видимо, за ночь полиция выяснила, что у владельца квартиры, то есть у меня, двойное гражданство и надеялась что-то поиметь с меня или моих родителей. Или причина была в извечном соперничестве двух столиц. Ведь мы все были москвичами. Когда у меня стали уточнять адрес родителей, Валерка опередил меня и голосом, полным сострадания, поспешил сказать, что я сирота, что у меня никого не осталось в живых, последней умерла бабушка, оставив мне эту квартиру. Нас отправили в обезьянник, где мы просидели, вернее, проспали до самого вечера.

Вечером приехал брат. Когда он уже отчаялся чего-либо добиться и ошалел от мотания по кабинетам, феномен под названием «первое января» был не чужд полиции, объявился Валеркин отец, какой-то начальник. Не знаю, кто им позвонил, полиция или наши ребята. Нас выпустили.

Брат был мрачнее тучи, но не сказал мне ни слова. Его прорвало позднее, когда как бы между прочим я сказал, что моему отцу совершенно неинтересно знать, как я провел эту ночь и этот день. Потом он рассказывал, что его самого чуть не замели за обман правоохранительных органов. Он приехал в отделение и стал выяснять, что здесь находится его брат имя такое-то. Да, такой есть, предъявите документы. А у нас с Вовкой разные фамилии и отчества тоже и разница в возрасте зашкаливает. Какой брат, вы что, гражданин, на нары захотели? Пришлось звонить Тамаре, чтобы она выслала копии наших свидетельств о рождении.

Валеркин отец, когда мы вышли из отделения на улицу, врезал ему в ухо. В знак сочувствия у меня тоже загорелись уши.