Волны любви. Маленькие семейные истории

Скандал был страшный. Артема вернули под отцовский кров. После выздоровления его две недели держали дома взаперти, лишив средств связи и запретив посещение университета. Меня отселили в мамину квартиру, предварительно окрестив титулом инженера с эпитетом от звучного русского слова на три буквы. За пластиковые колпаки, которые к приезду брата стали оплывать от открытого пламени свечей.

К концу первой недели вынужденного сиротства я пошел повидаться с родней и перехватить чего-либо вкусненького. Мне открыла Тамара и тут же захлопнула дверь перед моим носом. Я даже не успел поздороваться. Пока я стоял в недоумении, соображая, что же случилось, дверь снова открылась, и Тамара протянула мне набитый под завязку прозрачный полиэтиленовый пакет с пирогами.

— Приходи через две недели. Мы всё ещё не в духе.

И я пошел с этим пакетом. Пироги были ещё теплые и одуряюще пахли. Было воскресенье. Мне навстречу попадались запоздавшие собачники. Было опасение, что собаки разорвут меня вместе с пирогами. Выглядел я комично. Была даже мысль выбросить пакет в мусорку. Я достал один пирог и надкусил. Он был с рыбой. Оттого, что пироги пекли лично для меня, у Вовки в семье пироги с рыбой никто не ел, на душе стало тепло и радостно.

К концу второй недели, устав от одиночества, я набрался храбрости и пошел поговорить с братом. Я явился к нему на работу, подгадав под обеденный перерыв. Вовка вышел ко мне на проходную, грубо взял меня за локоть и протащил через турникет. Мы пришли в столовую. Брат взял полный обед, а у меня аппетита не было и я робко поставил на его поднос стакан сока. Когда Вовка наконец дожевал лангет, я изложил ему все, что надумал за две недели о его системе воспитания. Главным козырем в моей теории были взгляды и отношение ко мне моего отца. Брат выслушал меня, не перебивая, а потом выдал:

— Ну и катись к своему отцу!

Мне стало обидно, захотелось встать, отодвинув с грохотом стул, и уйти, не прощаясь. Навсегда. Но я стерпел. А потом сказал:

— Знаешь, Владимир Степанович, я могу уйти, но я не могу изменить тот факт, что мы с тобой родные братья и наша общая мама лежит на кладбище в Строгино.

Брат помолчал. Потом сказал:

— Ладно, философ, подожди меня на проходной. Я освобожусь через полчаса.

Он вышел через двадцать минут, мы сели в машину и поехали на кладбище в Строгино. К маме.

Белый ангел

Меня занесло в этот угол случайно сильным порывом ветра. С тех пор я прилетаю сюда часто. Опускаюсь на ограду, сижу или растекаюсь туманом между прутьями решетки, слушаю шелест листвы на деревьях, пение птиц. Мне нравится это место. В ограде четыре ухоженных могилы. Летом всегда растут живые цветы.

Мне не приходилось видеть тех, кто ухаживает за могилами. Наверное, они приходят в выходные или по праздникам. В выходные и по праздникам у меня много работы. Люди очень беспечны и неосмотрительны в выходные и праздники. Ангелам приходится много работать, чтобы оберегать их жизни.

Сегодня будний день и какой-то странный. Архангел сказал утром, что не держит меня. У меня сегодня будет особое задание. На мой вопрос «Какое?» он загадочно улыбнулся и ответил, что я пойму потом, когда его выполню. Полдня у меня ушло на размышления об этом неведомом задании, а потом пришла мысль навестить то самое любимое место в старом квартале кладбища Строгино. Мне показалось это уместным. Ведь если задание особое, надо подпитаться позитивной энергией.

На кладбище теперь не делают оград. Они сохранились только здесь среди густых зарослей сирени и шиповника и мощных берёз и лип. Сейчас только ещё середина мая. Но в ограде уже высажены низенькие жёлтые цветы. У них чуть горьковатый аромат, а от соцветий на ладонях остаётся горстка пыльцы. Вот раздолье шмелям! Да они уже здесь! Деловито обследуют каждый лепесток. Мне было уютно и захотелось вздремнуть под шелест молодой листвы.

Меня разбудили голоса. Двое мужчин, один среднего возраста, другой юноша, вошли в ограду и сели на скамейку. Они долго молчали. Наконец старший начал говорить.

— Я всегда мечтал, чтобы ты побыстрее вырос. Тогда у меня был бы друг. Настоящий… Чтобы с ним можно было поговорить о самом заветном. А ты все никак не вырастешь, каланча Черкизовская.

— Ну, ты, Вовка, даёшь! При чем тут я? У тебя же есть сын, и он старше меня. Вот с ним и обсуждай своё заветное.

— Скажешь тоже! Есть такие темы, о которых с сыном не поговоришь.

— Владимир Степанович, ты любовницу завел?

— Я? Любовницу? Как тебе такая дурь в голову пришла? Какой из меня любовник? У меня ведь нет маминого темперамента, чтобы жить на два фронта.

— Маму не трогай! Она не жила на два фронта. Она полюбила моего отца, когда с твоим была в разводе. Вообще, уходи отсюда!

— Ладно, не кипятись! Где твоя немецкая сдержанность? Давай посидим молча.

Они опять надолго замолчали. Юноша был очень похож на женщину с портрета на одном из памятников. Он машинально сорвал цветок и теребил его в руке, иногда рассеянно поднося к носу.

— Вовк, тебе не кажется, что запах этих цветов напоминает любимые мамины духи?