Волны на стене. Лисофанже. Часть первая

Кира и Глаша снова спустились на берег. Вода сильно отступила, обнажив большие, обросшие водорослями валуны, о которые ребята спотыкались, выбираясь на сушу. Низы валунов были усеяны мидиями. Глаша отковыряла несколько штук, ловко вскрыла раковину перочинным ножом и высосала моллюска.

Кира поморщился.

– Закрой глаза, заткни нос и глотай, – посоветовала Глаша и протянула Кире вскрытую раковину. – Угощайся!

Кира взял в руки мидию и с отвращением разглядывал шевелящуюся слизь.

Глаша высасывала мидии одну за другой:

– Безвкусные, но хоть что-то съедобное. Когда меня выгнали из Лисофанже, Аркадио приказал высадить меня на похожий остров. В наказание… – Глаша нахмурилась и продолжала:

– Я неделю питалась моллюсками, пока Чушка с посылкой от Доктора не нашел меня. Доктор прислал мне палатку, котелок, удочку, спички и сухари. Доктор, единственный в Лисофанже, помог мне.

Кира зажмурился и быстро проглотил моллюска. Безвкусный комок слизи быстро проскочил в горло.

– Пожуй, – Глаша подала Кире обрывок длинной водоросли бурого цвета, которую девочка тут же подобрала под камнем. – Обычно такие водоросли долго варят, но и так пожевать годится.

Кира разжевал горькую соленую водоросль, отдававшую йодом и гнилью, и немедленно выплюнул.

– А как ты узнала, что солнце появится ровно в пять? – вдруг спросил Кира.

Глаша хитро улыбнулась.

– Доверить тебе тайну Лисофанже? – Глаша смерила Киру взглядом, продолжая хитро улыбаться. Затем дружески ткнула Киру в плечо и сказала:

– Хорошо, слушай! Всё дело в Полине…

Глава 7. Пластилиновый мир Полины

Полина сидела одна в комнате и смотрела на часы. На часах была половина пятого. Полина, не отрываясь, следила за минутной стрелкой. Стрелка прыгала мелкими шажками, Полина шмыгала носом и тихо всхлипывала. Мамины слова, сказанные, когда Полина неподвижно стояла перед ней в коридоре, до сих пор звучали у нее в ушах.

«Ты знаешь, как сильно я люблю тебя, Полина», – сказала мама с надрывом в голосе. В руках мама сжимала пакет из аптеки. Полина кивала, она знала, как мама сильно ее любит. Полина тоже сильно любила маму.

«И вместо школы пошла гулять по городу одна…» – теперь мама говорила тихим ровным голосом, от которого Полине делалось невыносимо. Только шуршание пакета в руках мамы и ее голос: «И заявила мне об этом прямо в лицо. Я не ожидала от тебя такой жестокости, – мама горько вздохнула. – Ты знала, как я буду волноваться. Как сильно я буду волноваться, – опять глубокий вздох, – и ты все равно ушла, зная, как мне будет тяжело. Зная, как мне может сделаться плохо. Зная, как сильно я буду переживать. Зная, что ты можешь сломать меня своим поступком, как когда-то твой папа. Ты же прекрасно помнишь, хоть тебе и было пять лет, как папа ушел, как мы его ждали. Как ты плакала, как я плакала, как мы плакали долго-долго. И он не вернулся. И больше не вернется никогда. И с тех пор мы были всегда вместе. Я не ходила на работу, я не покидала тебя ни на минуту, чтобы тебе не было страшно одной. И теперь ты сама, помня то чувство бессилия и безнадежности, убегаешь от меня. Ты очень жестокая девочка, Полина. Очень, очень, очень жестокая девочка…» – повторяла мама и голос ее дрожал.

Сердце Полины разрывалось от жалости, слезы текли по щекам, а мама говорила и говорила, долго, монотонно, как минутная стрелка, бесконечно бегающая по кругу. И каждое слово впивалось в Полину, как заноза. Несмотря на то, что это не она, а Глаша сказала маме в лицо, что ни в какую школу она не ходила, Полина чувствовала виноватой себя и ненавидела себя.

Полина ненавидела себя за то, как сильно мама переживает и волнуется за нее, также сильно, как она переживала за папу. Но больше всего Полина ненавидела себя за то, что ей на самом деле хотелось прогулять школу и гулять по городу. Полина вспомнила, как она бежала по улице за Кирой, одна по улице, бежала со всех ног, как ветер растрепал ее косичку, как светило в лицо солнце, как было весело! Как она смеялась от безудержной нахлынувшей радости! И как от Полининой радости тяжело маме.

Пока девочка размышляла, минутная стрелка пробежала по кругу двадцать семь раз. Заметив, что часовая уже приблизилась к пяти часам, Полина спохватилась, еще раз пробежала глазами записку от Глаши и полезла под кровать.

Ровно в пять вечера взволнованная Полина достала из-под кровати запыленный пластилиновый город, дощечку поменьше с аккуратно вылепленной квартирой, больницу и еще несколько не полностью облепленных пластилином островов и расставила свой пластилиновый мир на залитом осеннем солнцем письменном столе. А учебник и тетрадь по французскому пришлось скинуть на пол, чтобы всё уместилось.

Девочка склонилась над пластилиновыми домами, которые целое лето провели под кроватью. Как запылился город, сколько предстояло работы! С неописуемым удовольствием Полина принялась расчищать пальцем улицы, поправлять покосившиеся стены домов.