Волны на стене. Лисофанже. Часть первая

«Софлигор», – догадался Кира, но уточнять не стал. Глаша сидела, понурившись, и мрачно смотрела на город. Разговор не вязался с утра. Ребята переговаривались только при смене друг друга на веслах. Даже когда они завтракали холодной вчерашней больничной кашей с сухарями, запивая горячим чаем с чабрецом из термоса, Глаша не произнесла ни слова. Кира не приставал.

После обеда, ничем не отличавшемся от завтрака, грести Глаша отказалась, обозвав битье веслами о воду бессмысленным времяпрепровождением, и предложила идти по течению на авось. Кира погреб еще немного, ему нравилось, как плавно весла входят в волну, туго проныривают, отталкиваясь от густой соленой воды, и с легкостью, как взмах крыла, поднимаются в воздух.

Вскоре и Кира завалился на дно лодки рядом с Глашей. Понаблюдал, как над ними проплывает остров с торчащими корнями. С порывом ветра в лодку посыпались хлопья земли из днища и несколько мелких камушков. Кира поразмыслил о природе летающих островов и убаюканный мерным покачиванием волн заснул.

Когда он проснулся, Глаша отчаянно молотила веслами по воде. Кира догадался, что настроение у нее не улучшилось. Вдруг на скорости они вылетели на илистое дно, и лодка со скрежетом проехала по камням. Глаша с руганью выскочила из лодки и осмотрела борта. Лодка не повредилась, и Глаша заметно повеселела. Она даже пошла взглянуть на остров, на котором они оказались, и радостно вернулась к Кире:

– Представляешь, мы на острове, на котором я жила! Значит, остров с пещерой, откуда я попала на чердак, где-то рядом. Такие острова еще слишком малы, чтобы перемещаться быстро, – сообщила Глаша и добавила. – Жаль, что я выбросила компас. Погорячилась.

Кира ничего не ответил. Он устал от сумасбродства Глаши.

Ребята не смогли сдвинуть лодку с места, и было решено заночевать на острове в палатке и дождаться прилива. Они привязали лодку веревкой с якорем к ближайшему огромному валуну. Затем вытащили плед и остатки продуктов и отнесли их к палатке. Глаша вспоминала, как жила здесь одна с Чушкой целых три месяца, как они летали по ближайшим островкам и пытались вылететь за границы тучи.

– Чушка отлично ориентируется. Как-будто чует, где какой остров. Ему только шепни, и он долетит и к Летающей квартире, и к больнице. Я его часто посылала к Доктору Бо за сухарями и чаем. С Чушкой нам бы не пришлось таскаться по океану вслепую, – теперь Глаша говорила без умолку.

Ночной холод пробирал ребят насквозь, ведь Доктор не смог раздобыть им ничего из одежды кроме больничных пижам и пледа. Спальник в палатке отсырел. И ребята рискнули разжечь костер.

– Авось в непроглядной мгле не будет виден наш огонек, – устало улыбнулась Глаша и принесла охапку сухих сосновых веток, которые она заблаговременно наломала, лазая по деревьям, когда жила на острове.

На этом острове возвышался стройный сосняк. Кира не поверил, что Глаша может взобраться на сосну по голому стволу, и Глаша немедленно продемонстрировала свою ловкость, наломав еще веток для костра.

Костер получился слабенький и быстро прогорел, но ребята успели немного погреться. Потом они залезли в палатку, расстелили на пенке плед и укрылись спальником, прижавшись друг к другу.

Глава 9. Полине снится сон

А в то время, когда Кира и Глаша мигом заснули в палатке на твердой земле, Полина пыталась заснуть в постели у себя в комнате. В голове вертелись мысли. Почему Кира Колбасников не пришел в школу? Инна Марковна безуспешно пыталась дозвониться до его мамы. Встретятся ли они с Глашей вновь? Зачем она попросила вытащить пластилиновую страну из-под кровати? И почему они с Глашей так похожи? На эти вопросы у Полины не было ответов.

Она долго ворочалась в кровати и заснула беспокойным сном. Было уже за полночь, когда Полина окончательно проснулась, надела шерстяные носки и в пижаме залезла под письменный стол с тетрадкой и фонариком. Сначала было сложно сформулировать мысли, и девочка начала рисовать ручкой волны на обоях, как давным давно в старой квартире они с папой рисовали на двери ее комнаты синими красками волны. Полину завораживало рисование волн. Ей нравилось вести волнистую линию и вспоминать, как папа тогда сказал, что дом расселяют и поэтому можно рисовать хоть на стенах, хоте на дверях – где угодно. Вот было раздолье!

Разместившись в позе глубокой задумчивости, Полина записала в серую тетрадь:

«Дневник,

Зачем я есть?

Мне хочется, чтобы меня никогда не было.

Или если я уже есть, то ничегошеньки бы мне не хотелось и ни о чем бы я не мечтала.

Учила бы французский.

Мама бы не страдала и не плакала из-за меня.

Позавчера я познакомилась с Кирой и Глашей. Глаша похожа на меня как отражение в зеркале. Папа говорил, что, когда я родилась, он хотел назвать меня Глашей.

Сегодня я спросила маму, не знает ли она, есть ли у меня сестра-близнец. Мама даже рассмеялась и сказала, что о сестре-близнеце она бы точно знала, но ей и меня хватает.

А еще Глаша живет в квартире точь-в точь такой, какую я слепила из пластилина. Ну или почти в такой. Я не успела ее расспросить. Как это возможно?