Волны на стене. Лисофанже. Часть первая

Раньше Полина часами просиживала в пластилиновом мире. Все эти дощечки, на которых теперь размещались острова, были сделаны вместе с папой. Сначала он выпиливал их из фанеры острова по контурам, которые намечала Полина, зачищал края наждачкой. Синими красками рисовали море и налепливали массив острова из разноцветных остатков пластилина. Сверху покрывали тонким слоем желтого и зеленого, и получалась песчаная береговая линия и луга, покрывавшие острова. Строили фундаменты, на которых вырастали двух-трехэтажные дома. Папа лепил дома, а Полина лепила человечков и обустраивала им квартирки.

Теперь, когда в городе дома покосились, а некоторые и вовсе развалились после переезда, Полина засомневалась, сможет ли она починить их или слепить заново, но настроена она была решительно.

Не лепить Полина не могла. Только за погружением в пластилиновый мир она чувствовала полноту жизни, которой не хватало, чувствовала радость, свободу, а порой ее настолько захватывали события, что Полина теряла грань между реальностью и выдумкой. Девочке казалось, во время лепки папа рядом с ней, как раньше.

Мама считала иначе и злилась.

Полине вспомнился день, когда мама запретила ей лепить. Мама несколько раз заходила в комнату и просила ее одеваться на прогулку. Полина не слушалась. Когда мама в очередной раз зашла в комнату, Полина впервые закричала:

– Я не пойду гулять! Я больше никогда не выйду на улицу! Я не хочу смотреть, как другие дети бегают на площадке, как катаются на велосипеде, как заходят босыми ногами в пруд. А мне ничего нельзя! Я должна ходить рядом с тобой, лишь бы ты не нервничала. Я не хочу! – кричала Полина со слезами.

В ответ мама заговорила страшным спокойным голосом о том, как Полина жестока, как Полина избалована, как Полина неблагодарна. Мама сутками убивается, работая на дому, и одновременно держит Полину на домашнем обучении, платит репетиторам, чтобы подтянуть французский. Мама говорила и говорила, а Полина, шмыгая носом и утирая капающие слезы, лепила из мелких разноцветных кусочков пластилина человечка в сиреневом жакете с рыжей копной волос…

Затем город и другие дощечки вместе с только что слепленным человечком были убраны в самый дальний, в самый темный угол под кроватью.

Как же Полина соскучилась за три месяца по лепке! Затвердевший пластилин согревался, оживал в ее руках. Полина с воодушевлением взялась за работу.

И тут в комнату вошла мама. Полина замерла.

– Куда исчезли продукты из кухни? – спросила мама. Ее голова была обмотана платком. Значит, у нее началась мигрень, догадалась Полина и съежилась от страха, тщетно заслоняя собой пластилин. Мама пристально смотрела на стол и на сброшенный на пол учебник французского.

– Я вижу, Полина, что ты винишь меня. Я для тебя монстр, который запрещает тебе жить так, как ты хочешь. Я для тебя обуза, – мама говорила тихо. Полине хотелось уменьшиться до размеров пластилиновых людей и исчезнуть навсегда, лишь бы не быть причиной маминых страданий.

Полина глотала слезы и сжимала зубы, потом она не выдержала, разрыдалась, бросилась к маме, пытаясь ее обнять, просила прощение, но мама холодно отстранила ее и вышла из комнаты.

Захлебываясь от слез, Полина убирала обратно под кровать пластилиновый город, квартиру, больницу и не долепленные дощечки.

Глава 8. В гостях у Доктора Бо

За уплетанием мидий Кира внимательно слушал рассказ Глаши про пластилиновые острова под кроватью Полины.

– Ты хочешь сказать, что Лисофанже создала Полина, – подытожил Кира.

– Похоже на то, – кивнула Глаша.

– Ну даёт! – восхитился Кира.

– Слышишь? – вдруг встрепенулась Глаша.

– Нет.

Глаша, сложив перочинный ножик, быстро взобралась на высокий берег острова, пригибаясь к земле. Кира последовал следом.

Зрелище, открывшееся им, было необычным – остров в несколько раз шире их островка, тускло освещенный лампами, медленно проходил мимо на расстоянии десятка метров.

– Повезло так повезло! – обрадовалась Глаша. – Больница Доктора Бо!

Глаша подала знак Кире, чтобы тот подполз ближе, и зашептала:

– Если доберемся до больницы, считай, мы спасены. Но нельзя, чтобы нас заметил кто-нибудь, кроме Доктора.

Кира понимающе кивнул. Плыть в одежде, да еще набитой лишайником, было трудно, поэтому ребята оставили одежду на острове. Кира взял только верный оранжевый рюкзак. Его нацепила на себя Глаша, положив внутрь перочинный ножик.

Вода в океане показалась холоднее, чем в прошлый раз. Кира плыл на спине, Глаша чуть впереди брасом, постоянно оглядываясь и направляя Киру в нужном направлении. Бесшумно забравшись на плавучий остров, ребята, согнувшись в три погибели, босиком по скользкой от прибоя земле пробирались под окнами больницы. Наконец, Глаша подала знак остановиться и тихонько заглянула в окно.

Доктор в своем кабинете дремал в кресле качалке, укрывшись клетчатым пледом, когда его окно растворилось, и в него влезли два дрожащий от холода мокрых лягушонка с оранжевым мешком и черными ногами. Доктор спросонья потер глаза.