Творить посольство он повелел Кара-Кучуку — своему самому решительному и суровому сераскиру. И взял Кара-Кучук с собой шестьсот воинов из своего байрака да сорок тысяч лошадей для продажи. Торговать лошадьми в Москве будут более трех тысяч купцов. В случае чего, купцы эти сядут на коней — все одно они никакие не купцы, а воины из этого же каракучукова байрака. И вот тогда пусть попробует князь Иван подать вместо кумыса свое медовое пойло! Пусть попробует говорить с послом хана неуважительно!
В поход собирались долго. Ахмат послал своих людей к Кашмиру в Литву, к хану Менгли-Гирею в Крым и к Казанскому хану. В этом походе он решил князя Ивана, если он окажет властителю Золотой Орды неуважение, с Московского престола сор
вать, привести в Орду и повесить за ребро на крюк. Но прежде чем решиться на это, надо было знать, что думают об этом соседи.
Вести приходили тревожные. Первый посланник вернулся из Казани, там на троне сидит Алихан, сидит нетвердо, подданные просят вместо него Магмет-Аминя — московского выкормыша. Посланника Ахматова он принял холодно. От круля Хазиэмира привезли письмо. Читал его Ахмаг четыре раза и никак не мог понять: поможет ему круль или не поможет? В Бахчисарае посланник болтался больше месяца, к хану Менгли пойти не осмелился. Узнал, что у Гирея с Иваном шертная грамота подписана и до- ровор этот Гирей рушить не намерен.
Пока ждал хан посланников, пока выслушивал, весна прошла.
Уже, как велось со времен Бату-хана, вылез Ахмат из дворца и перешел в летний шатер. Уже выстоялись в степи травы, уже стали терять свою сочность, так недолго и время упустить. Более сорока тысяч коней надо в пути чем-то кормить. Да если еще и помощи со всех сторон не будет — стоит ли посылать послов? Опять попусту съездят. Совсем тогда обнаглеет Московский князь. Не лучше ли подождать удобных времен? Только было хан хотел распустить посольство, приехал в Сарай-Берке человек от султана Баязета. Ахмат знал: при имени Баязета дрожат властители всех держав, а уж про братьев по вере и говорить нечего. Сам Ахмат про Баязета неуважительно не говорил даже наедине, хоть и считал его по роду ниже себя.
...Когда Василько и Авилляр выехали с донского берега, он и вправду думал, что едут они разведать ордынские земли. В конце первого дня пути паша отослал куда-то двух всадников, на второй еще одного, на третий снова двух. На четвертый день прибыли к берегам Итиля. Паша отослал последнюю пару всадников, отдав им и своих лошадей. Когда сели в лодку, Авилляр сказал, что они поплывут в Сарай-Берке, к хану.
— Да не надо мне к хану! — воскликнул Василько, почуяв что-то недоброе в замыслах турка.
— И мне тоже не надо к хану,— спокойно ответил Авилляр,— мне надо в Москву, и Ахмат нас туда проводит.
— В Москву?! Там мне тоже делать нечего! Мне в ватагу надо.
— В ватаге Ивашка все, что надо, сделает. Я с ним говорил. Я ему сказал: если мы скоро не вернемся, пусть не беспокоится. А ты в Москве жену свою поищешь. Может быть, она там, а?
И это решило все. Василько махнул рукой («Эх, мол, была не была».) и сел за весла. Он и вправду поверил, что турок его любит и желает ему добра.
Посланник султана проявил к хану великое почтение: вошел в шатер, стал перед Ахматом на одно колено и, низко склонив голову, передал письмо великого Баязета. Правда, султан ничего в письме важного не писал, но назвал Ахмата братом своим и просил к его советнику Нагир-паше Авилляру быть милостивым.
— Велика ли просьба твоя, Нагир-паша? — спросил хан.
— Если будет твоя милость, проводи меня до Казани,—смиренно ответил Авилляр.
— Хоть сейчас. Провожу до Итиля, дам лодку, людей дам, плыви. Только зачем тебе туда ездить?
— Об этом я могу сказать только тебе одному.
Ахмат повел глазами вокруг, и вмиг опустел шатер.
— Прости, великий хан,— начал степенно говорить паша,— может, речи мои обидят тебя — не гневайся на слугу за то, что он будет говорить устами султана.
— Говори. Я слушаю.
— Во многих походах бывал ты, великий; спал и в шатрах, и в повозках, а всего более, подобно простому воину, спал ты на земле около костра...
— Да, это так. Я провел суровую жизнь воина,— довольно произнес хан.
— И ты хорошо знаешь закон: защиту от огня делают те, кто спит рядом с костром. Спящие за ними не заботятся об этом. Но что им делать, если воины первых рядов забыли закон ночевки?
— Я не пойму, к чему ты говоришь это?
— Великий и жаркий костер раскладывает на русской земле князь Иван. Все шире и шире разрастается его пламя. Мой повелитель думал: воины могучей Золотой Орды, живущие рядом с Русью, потушат это пламя, и оно не опалит наши улусы. Но прости, великий, твои воины поджимают поджаренные ступни под брюхо или отодвигают отяжелевшие от долгой спячки зады подальше от жары. И султану приходится посылать своих подданных в пламя, чтобы узнать, где берет силу русский огонь?