Вольные города

Передовую тысячу в рати князя повел Василько Сокол. Он при главном воеводе вроде бы за помощника — через него все княже­ские повеления другим тысячам передавал. Когда Дмитрий решил тащить за собой стенобитные машины, Василько сказал:

—     Пушки везти — еще так-сяк, а эти громадины зачем? Изму­чаемся мы с ними. Их на месте соорудить можно. Лесу там скоко хошь, плотники есть...

—     Там буде некогда,— сердито ответил князь,— там они нам сразу понадобятся. С ходу город брать будем.

Поволокли эти самые турусы с собой. А дороги грязные, не­проезжие. И вместо десяти дней до Нижнего Новгорода тащились месяц с лишним.

В Нижнем снова Василько дает совет — брось, князь, турусы. До Казани идти придется на ладьях, лето началось знойное, сухое, на Волге прорва мелей, к берегу с ними не пристать.

Князь и сам понимает, что Василько прав, но с какой это стати главному воеводе чужим умом жить? Да и столько тащили, а те­перь вдруг бросать. Жалко турусов, жалко надежды с налета Ка­зань взять. Затащили турусы на лодки, углубили их по самые края—поплыли. Василько как в воду смотрел —в первое же утро посадили ладью на мель. Снимали двое суток. Потом еще одна ладья мель словила, потом другая. К реке Свияге добрались в по­ловине июня. Ратники так измучились — лучше бы они на спинах своих тащили эти чертовы турусы. Пришлось громадины с лодок снимать, потому как дальше река еще мелководнее пошла. А до Казани сорок верст, и жара стоит такая, что не передохнуть. Дмит­рий все советы великого князя забыл, рать к городу погнал чуть не бегом. Пушки и турусы, конечно, отстали. Пришли воины к го­родским стенам, им не только воевать — ноги еле тащат. Князь мечется вокруг ратников на коне — гонит их на приступ. Василько не вытерпел тогда и сказал прямо:

—     Прости меня, князь, но воевать ты не умеешь, около Казани в первый раз, тысячу свою без отдыха на приступ не поведу.

—     Кому ты перечишь, смерд? — взъярился Дмитрий.— Голову снесу! — и схватился за саблю.

—     Твоя воля, князь, но я тебе в этом не потатчик. Ты бы чем за саблю хвататься,— зад бы свой прикрыл. Не дай бог, татары обойдут.

—     Не твое дело, хам! — орет князь.— Вон из войска, обойдусь без тебя. А возьму Казань — поговорим.

До этого дело не дошло, раскрылись городские ворота, высы­палась оттуда орда, бросилась на рати. У татар силы свежие, смя­ли передовых ратников, рассеяли. Часть взяли в плен, многих по­секли, еще больше в Поганом озере перетопили. Князь было бро­сился назад к пушкам да турусам, а там уж хан с конниками. И лодки, и пушки, и турусы в его руках. Слава богу, что подошли воины князя Александра Ростовского и князя Вельского — они те пушки отбили, Дмитрия от окончательного разгрома спасли. Про­стояли русские рати у Свияги неделю, отдохнули, раны зализали, Дмитрий снова торопится на Казань. Теперь уж князь Ростовский увещевает: дескать, до прихода ратей Данилы Холмского город воевать не надо. От войска, из Москвы взятого, и половины не осталось, а у Вельского в рати одни новобранцы. Не зря великий князь ждать князя Холмского велел. У него воины бывалые, не раз на Казань ходили, да и сам воєвода — хоть куда. И начался меж тремя князьями спор. Князь Ростовский говорит: ждать подхода запасной рати, князь Шуйский — сперва места вокруг Казани по­грабить и пожечь, а Дмитрий настаивает на немедленном присту­пе. А тут как раз прибежал ратник, из плена вырвавшись, и ска­зал, что хан Аминь разбил перед городом свой стан, вывел все вой­ско и празднует победу. Татары-де хмельную бузу пьют, мясо жарят, песни поют и над русским воинством насмешки строят.

—      А что я говорил! — воскликнул князь Дмитрий.— Теперь са­мая пора по хану ударить, пока его орда пьяна и не ждет нас.

—      Надо бы разведку послать, оглядеть все,—советует князь Александр.— Может, пленный тот подкуплен, нарочно выпущен.

—      Некогда оглядывать! Кто здесь главный воевода? Ты или я? На рассвете, когда пьяные татары спать будут, мы и ударим.

Князь Вельский на готовые пиры алчен и поживиться за счет татарского добра не прочь. Он Дмитрия поддержал, и войско было поднято и устремилось к Казани. Главный воевода думает: кому это надобно, чтобы вся честь победы досталась какому-то Холмскому, а не ему, византийских кровей полководцу.

На рассвете достигли татарского стана, бросились на него всею силою. Татары испугались, стан свой бросили, убежали в город, затворились там.

Князь Дмитрий на седьмом небе от радости. Гордость так и распирает главного воеводу. Сидит на коне, мечом во все стороны помахивает:

—      Нарядному войску пушки и турусы к стенам ставить, а остальным ратникам отдаю татарский стан за сию победу скорую.