Вольные кони

Жеребец расслабился, на какое-то короткое время отвлек свое внимание от серой скалы, нависавшей по левому плечу. Единственная, она близко смыкалась с тайгой, к ней тянулся удобный для скрадывания подъем. Вытянув шею, Игреневый смотрел вниз, но чуткое его ухо уже поворачивалось в опасную сторону – оттуда донеслось слабое шуршание тонкого осыпающегося плитняка, зловещее и устрашающее, как шипение гадюки в сухой траве. Вожак еще разворачивался навстречу шороху, не видя того, чья нога исторгла его из трухлявого камня, еще горячая кровь мощными толчками разносила по телу испуг, а он уже знал – сейчас его убьют. Негде было спрятаться на этом открытом всем ветрам пятачке. Он громко, тревожно заржал, отсылая от себя табун. И краем глаза еще успел поймать, как табун сорвался с места, вымахнул из распадка, и уже втягивается по извилистой тропе в густой кустарник.

Смерть вожаку принесли четверо охотников, вынырнувших из-за скалы с подветренной стороны бесшумно, так, что ни одна железка не брякнула. Опытные, они и растерялись всего на секунду, но тут же упали в камни, на ходу передергивая затворы.

– Да стреляй же, Петрович! Бей! А то уйдет, – сдавленно хрипели голоса.

Игреневый стоял совсем близко от людей, и им было видно, как медленно ползет вверх черная губа, обнажает дикий оскал белых зубов. Нервный шум тайги не мог заглушить чужеродные зловещие звуки: мягкое скольжение затворов, металлический стук окованных прикладов. Все они смертным ужасом входили в сердце жеребца, дрожью пробегали по коже, словно стряхивал он с себя крупные капли холодного дождя и не мог стряхнуть.

Плотный мужик в меховой куртке, запаленно дыша, поймал на мушку автомата четкий силуэт коня. Короткая очередь треснула над скалой, разорвала небо.

– Попал! – вскрикнул чей-то радостный голос, прежде чем жеребец подломил ноги, стал оседать, заваливаться на бок.

Глава 3

Андрей Братко торопился – ночь плотным пологом уже нависала над островом. Идти мешал частокол подтаявших, поставленных на попа зимними штормами льдин, гладких валунов, облитых скользким льдом, но нелегкий путь его подходил к концу, и он уже прибросил на глаз, что до Белого мыса осталось всего десять минут хода. На фоне густо-синего вечернего неба громадная скала плавала среди серых утесов, как льдина в июньском море. Скоро он обогнул ее, полез по крутой тропе наверх, по маряне, выбираясь к старой заброшенной дороге. Там, на заросшей мелким лесом обочине, Андрей спрятал подальше от чужих глаз мотоцикл.

Игреневого он заметил издалека, наметанный глаз сразу выхватил точеную, красную в лучах заходящего солнца фигуру жеребца, впечатанную в чистое небо. Андрей шел к нему со спокойной радостью, что вот не зря потратил время на этот дальний поход. Напрасной оказалась тревога, не отпускавшая все последнее время, но и не лишней – не для собственного удовольствия бил он ноги, оббегал свои угодья да прихватил изрядный кусок чужих, удостоверился, что никто не напакостил в тайге. Да еще так повезло – встретил вожака, и его табун, должно быть, бродил где-то рядом в целости-сохранности. И как знать, может быть, он, егерь, сегодня помог лошадям, спугнул тех, кто с самого утра выслеживал их на вездеходе. Ради этого стоило пробежать по острову с запада на восток, проверить все входы и выходы из тайги, известные браконьерам не хуже чем ему.

Солнце давно уже скрылось за белой зубчатой грядой и теперь слабо подсвечивало острые вершины снизу. Берег окунулся в густую махровую тень, и ветер, налетевший с моря, холодил взмокшую спину, не спасала и быстрая ходьба. Андрей шел, поглядывая то под ноги, то на взметнувшиеся ввысь отвесные скалы, на которых лежало вечное небо, и все его мысли толклись сейчас вокруг одного: дело сделано, день прожит не зряшно – беду отвел; можно позаботиться и о себе – засветло добраться до дома, поесть и как следует отоспаться. Жаль, не удалось сегодня объехать глухариные тока, но, может быть, завтра никто не помешает.

Игреневого коня, казалось, поставила на Белый мыс сама первозданная природа: отлила из солнечной бронзы и подыскала ему это место. «Ишь ты, стоит, красуется, чертяка, – засмеялся Андрей своим мыслям, – и не боится, узнал, видать, меня».