Юрка за столом сияет, будто именинник. Расточает комплименты, произносит тосты, наполняет рюмки – в общем, чувствует себя как дома. Из ничего сотворил праздник. Ему, похоже, понравилось гостить у профессора, ни разу не вспомнил о своем срочном деле. А главное, его перестало тянуть на научные разговоры. Это и расслабило Антона, перестал подстраховывать Юрку. Оказалось, зря. Тут он послал в адрес Петра Федоровича невесть откуда залетевшую ему в голову фразу: «Человечество двигается вперед гениями. А как заметил старик Эйнштейн, гениальность есть один из так называемых вторичных половых признаков мужчины. Не при даме будет сказано».
Петр Федорович коротко хохотнул и с удовольствием выпил за это. А после вспомнил:
– Да, а сколько же вам исполнилось лет, молодой человек?
– Двадцать пять, так сказать четверть века, – скромно ответил тот. – Но это если мерять жизнь неизвестно кем установленным сроком. На самом же деле, может, уже пройдена половина пути? А то и вовсе близок край. Человек предполагает, а Бог располагает.
– Ого! – удивился профессор. – Целая философия. Вот, Антон, – повернулся он к нему, – к чему ведет отрыв от народа. Сидим по библиотекам, зарываемся в книги, а жизнь, вот она, течет. Я всегда вам говорил, что надо быть ближе к простому народу.
– Все дело, наверное, в том, что чем больше творим мы несчастий, тем больше ужимается наша жизнь. Раньше говорили – грешим, – понес ободренный Юрка. – У меня образования не хватает додумать эту мысль, а надо бы…
Антон внезапно понял, что здорово переборщил сегодня с выпивкой. Не мог Юрка так изъясняться. Ничего он, проходимец, не читал, не изучал, нахватался у заезжих докторов наук.
– Знаете, Юрий, а вы правы, – уважительно отозвался порозовевший Петр Федорович. – Даже малое нарушение морали необратимо действует на организм человека. Где-то на молекулярном уровне. Не стоит делать плохо ради минутного удовольствия. Себе дороже.
– Не буди лихо, пока оно тихо, – поддакнул Юрка.
– Так, так – кивает головой Антон и злится. Его не покидает чувство, что его заставили участвовать в дурно разыгранном спектакле. Сидят двое за столом, самозабвенно врут друг другу. Причем оба понимают это, но остановиться не в силах. И тот и другой без креста на шее, за каждым тьма грехов. Про них они и думать забыли, и завтра вновь начнут грешить, а пока страдают за все человечество разом. А он, дурак, молчаливо соглашается.
– Вы, Юра, лучше нас. Вот за такое поколение мы столько страдали и боролись. Во имя светлого будущего. Какая молодежь растет, – бормочет Петр Федорович. Довел его Юрка до ручки.
Минуло три часа, как они очутились у профессора в гостях, а Юрка так и не вспомнил ни о своем деле, ни о намеченной встрече. Антон не напоминал – авось пронесет его новые затеи стороной. Скоро ночь уж на дворе.
Все-таки черт таился в Юрке весь вечер и, наконец, выглянул. Дослушал он Петра Федоровича, покосился на Антона и начал:
– Знавал я одного фарцовщика, по кличке Негритос. Он по гостиницам работает. Ну как водится, все у него есть: машина, дача, шмотки, деньги. Один недостаток – страдает, что он не иностранец. Пока трезвый, молчит, а как захмелеет, не может не помечтать. Втолковывает своим подручным: «Я согласен и на негра. Пусть бы только передо мной швейцар двери распахивал и гнулся. И кланялся – плиз, сэр! А вы, мелочь пузатая, вокруг вились, тряпки выпрашивали. А я на вас – ноль внимания и фунт презрения. Пшли вон! А то смилостивился бы и продал штаны, изношенные на своем ранчо». Его сколь уж колотили за это, и кличку дали, а ему все неймется. Перетерпит, снова да ладом. Ну как вот, Петр Федорович, с таким да в светлое будущее?
Жена профессора прыскает, а он сам молчит и с укоризной смотрит на Юрку – такой милый, пристойный вечер, зачем же его портить замечаниями об исключениях из общего благопристойного жития.
– Ну вы-то, Юрий, умный человек. Понимаете какая это испорченная молодежь. И нам с нею не по пути. Ее перевоспитывать надо, в деревню послать, землю пахать. Это же черт знает что такое – Негритос?! – морщит он гладкое лицо.
Только в половине десятого Юрка вспоминает о деле. Встает из-за стола, сообщая, что ему завтра в дальнюю дорогу. Как должное принимает в подарок дорогую книгу. Шепчет любезности жене профессора. Обещает обязательно заглядывать, как будет в городе. От его милостей и Антону перепало. Петр Федорович задержал его руку в своей и проникновенно сказал, что, на его взгляд, диссертация состоялась.
На улице Антон, не сдерживая восхищения, говорит Юрке:
– Кто бы сказал, не поверил, что так все устроится! А я не сомневался. Зачем только ты про день рождения соврал.
– Я соврал? А если я сегодня в самом деле именинник? Могу паспорт показать. Это все из-за тебя. Девушек обидели, ну да что теперь. Надо ехать.
Верить ему было нельзя – с три короба наплетет. Антон подумал, что ему ничего не стоит в паспорте подделать дату рождения. Хотел рассмеяться, но спохватился и осторожно спросил:
– Зачем ехать, пешком до дома дойдем, тут рядом.