Вольные повести и рассказы

– Потом как-нибудь, ладно? Ха-хаа… – вторично передразнила меня Настя, но уже смехом. Она опять склонила голову, поставила её на место и встряхнула короткую чёлку. Такая Настенька, прижми её в уголке, запросто влепит пощёчину, не задумываясь о том, что пощёчина навсегда отобьёт жениха. Но воспитаны русской литературой, знаем, пощёчина – женская кокетливая защита.

– А других моих братьев ты знаешь? – не хотел отпускать я её от себя.

– Знаю. Желан, Милан, Родим, все на подбор, ха-хаа… – она меня не передразнивала, она так смеялась, как я.

– Всё, сдаюсь. Вот гостинцы. Как раз «Россия», сделанная из качественного материала. В Самаре делают для Самариных и других… Милости просим вас на праздник, не скучайте!..

Подъехал УАЗик, из него стали выходить новые гости, а ко мне подчалила вчерашняя лодочка с Родой Родовлетовой на корме. Её свита гребла веслами, то есть её славная мама и наша дородная тётушка Соня сопровождали её. Мои сёстры зашептали мне о внучатой племяннице и об остальных, которых мы со вчерашнего дня помнили.

– Хлеб-соль, витязь Любиня! Говорят, ты выбираешь невесту для нового дома? – сходу взяла меня на абордаж милокосая татарочка, приятно изменив моё имя. Она держала выпечку в виде высокого терема с полумесяцем.

– Тебя ввели в заблуждение, царица-татарочка, не для дома, а для себя, а в доме она будет хозяйкой. Ты бы пошла за?…

– За дом пошла бы, а за тебя, не знаю…

– А зачем ты приехала?

– Не знаю, вдруг уговоришь…

– А правда, что татарскую невесту уговаривают в бане?…

– Тебя ввели в заблуждение, витязь Любиня, татарскую невесту уговаривают до бани, а в бане, зачем же уговаривать, когда достаточно восхищения?… Ха-ха-ха… А разве у язычников не так?

– О язычниках чего только не говорят. Где прямо, там поперёк, где круглое, там кислое, где до бани, там в бане и прочее.

– А на самом деле?

– А на самом деле всё как у татар, чувашей, мордвы, немцев, французов, греков…

– Спасибо за просвещение!

– Амин тебе нравится? – спросил я напрямую.

– Мне нравятся многие, включая тебя и твоих братьев, весь вопрос, кого полюбить… кому отдать своё сердце…

Рода была не глупа. Опять у меня были мысли: вот судьба! Отец у нас Родим, мать Родима, брат Родим, – неужели татарочка с именем Рода не попадет в нашу родню?

– Татары предпочитают свою национальность… Видишь, у тебя и терем с намёком?… – сказал я будто бы с сожалением. Оно так и было.

– Мой папа русский, а фамилия у него древняя, от Бога Рода, от рода, от сына рода или ещё круче, от сына бога. И дух в нашем роду татарославянский, и мы замечательно ладимся… А полумесяц – знак мусульман, чего же его стесняться? – она, как вчера, стала переводить головку от одного моего глаза к другому, читая в моём лице непонятные ей строки.

Тут один за другим стали тарахтеть моторы, и все новые гости подъезжали и выгружались возле старого нашего дома. На улице собралось много покровских, и они ещё прибывали.

Среди прочих моторов приехали три не районных автомобиля: «Мерседес-600» и два «БМВ». Это приехал шеф-работодатель, приглашённый на новоселье со своими дочерью и любовницей. И трактор К-700 с полубудкой. Это отец Омил Олюбич привёз на смотрины своих дочерей Любаву и младшую Полюбку. Любава была моей обручённой невестой. Но был некий изъян родословной, не позволявший брать в жёны Любаву. Среди приглашенных девиц оказалась самозванка Света Краснова, понапрасну бегавшая за мной. Она заявилась вместе с мамой и с котёнком. Обе были с узкими талиями, как пчела и пчёлка.

– Люб, возьми от меня котёнка! Это кошечка. Такая же чистая и добрая, как моя мама… – сказала дочь пчелы – пчёлка, и у меня возникло ощущение, что по обеим бровям моим поползли эти пчёлы, по всей вероятности, ласкающие их своим опасным брюшком, вооружённым жалящим аппаратом… Мне хотелось стряхнуть их с лица рукой, – такое сильное впечатление производили они своими совершенными фигурами, совершенно не для меня предрасположенными судьбой. И ещё этот котёнок. У нас своих стая… И потом, кошки полезны свои, а чужие – всегда плохая примета, сглаз или приворот. Но делать нечего. Я помнил, что дарёному коню, то бишь, коту, тьфу, кошечке в зубы не смотрят. Я отдал котёнка Лепане. Надо идти на поводу нежеланного человека, располагая его к добру, а не ко злу всё время, пока он будет неволить тебя своим присутствием. Сам я уставился в пчёлку. Уж не знаю, что она ощутила на своём лице, наверное, чёрную тучу.

– Мы же договорились! – сказал я ей строго.

– Ну и что? Любящий человек праздника не испортит. Мы постоим в сторонке, – развеяла она тучу.

– М-да! Любовь пуще неволи! Признаться, я не ожидал такого приятного сюрприза… Спасибо вам за хлеб-соль! Милости просим на праздник! Будьте на равных…

Однако мне надо было вести нашу самодеятельную пьесу. Ко мне подходила ещё одна девушка без всякого сопровождения. И никто, кроме отца, не знал, кто такая. Он мне сам прошептал: «Надя из Коноваловки. Чувашка. Учится в ломоносовском университете, четвёртый курс, дай Бог памяти… филосохиня… Говорили, что она приболела…»