Вольные упражнения

Я внимательно посмотрела на неё. Как мне жалко всегда таких женщин! И у меня невольно вырвалось:

– Как вы можете жить с ним?.. Вот так?..

Она взглянула на меня грустным голубым взглядом и поднялась.

– Вам никогда этого не понять.

Только я закрыла за ней дверь, позвонил Павел из Москвы со сбора. Почувствовал, что ли? Я готова была задушить его, никак не могла найти нужный тон, совсем растерялась.

– Ты не одна?

– Одна, одна… Как у тебя?

Павел рассказывал о своей Светке долго и подробно. Постепенно я успокоилась. Я слушала его голос, чувствовала улыбку, угадывала взгляд… Несколько раз связь прерывалась, и мы снова о чём-то говорили и говорили.

И, возбуждённая этим разговором, я забыла об усталости, забыла о его жене. Я обнимала подушку и в который раз шептала ей какие-то глупые наивные слова, задыхаясь от любви и нежности, так, как это делают тысячи русских женщин, познавших зрелую взаимную любовь…

И уже под самое утро, засыпая, я подумала, что опять забыла позвонить Майке.

Позвонила я ей только через неделю. К телефону подошла её старшая сестра и неожиданно холодно, как чужой, сообщила, что Майка вот уже месяц в больнице. Я, конечно, забеспокоилась, спросила, что случилось… Сестра долго молчала, потом неохотно объяснила: что-то с нервами. И добавила, опять помолчав:

– Не надо её сейчас беспокоить. Врачи к ней никого, кроме родных, не пускают.

Конечно, меня сильно озадачил и тон такой приветливой всегда Майкиной сестры, и эта загадочная болезнь нервов. У Майки – нервы? Странно… Выдержала такую бешеную эмоциональную нагрузку, занимаясь гимнастикой, а уйдя из спорта, вдруг оказалась в больнице?

Но так много на меня навалилось: и возможный отъезд Павла, и приход его жены, и бесконечные конфликты с Анной… Отложив встречу с Майкой до её выздоровления, я на время позабыла о ней.

Анюта

Сегодня по-честному отпахала всю тренировку. Пока Ирина провела со мной подкачку, футболка совсем промокла от пота. Устала. Вечером будут болеть все мышцы. Вот что значит просачковать неделю. Подошла Ирина и сказала, что меня в вестибюле спрашивает незнакомая женщина. Я удивилась и побежала к двери, но Ирина загородила мне дорогу:

– Обуйся. Простудишься…

В вестибюле – кафельный пол, а мы занимаемся босиком. Я зацепила стопами первые попавшиеся чешки, сваленные в кучу при входе в зал (как ни борются с нами наши тренеры, заставляя ставить обувь аккуратно, никаких перемен не ощущается), и, шаркая, засеменила в пустой в такое время вестибюль.

– Ты Анна Дружинина? – сразу подошла ко мне какая-то женщина.

Она была в модном меховом пальто и в мохнатой, наверно, очень дорогой шапке. Вот бы маме такую!

Я кивнула и вопросительно уставилась на неё.

– Давай сядем, – сказала она и первой села на банкетку.

Я подошла и встала рядом.

– Садись!

Ну вот ещё!

– Мне нельзя садиться. Я ещё не закончила тренировку.

Женщина поёрзала и встала тоже.

– Дело в том, что я – жена твоего отца…

Это было так неожиданно, что я не смогла притвориться безразличной.

– Мне всё равно, – сказала я и отвернулась.

– Я понимаю, – с готовностью согласилась она. – Но это не всё равно мне, и Коле тоже.

Я пожала плечами. При чём тут её Коля?!

– Аня, – она протянула руку к моему плечу, но я вывернулась. – Мы всё знаем о твоей трагедии…

Ах вот оно что!

– Какой?! – сделала я большие глаза.

– Мы знаем, что происходит с твоей матерью. Мы знаем, что решается вопрос о лишении её материнских прав.

– А вот это уже не ваше дело!

Я хотела повернуться и уйти, но она крепко схватила меня за руку. Я пыталась освободиться, но она не отпускала меня.

– Вас это не касается!

– Касается! – неожиданно выкрикнула она. – Ещё как касается! Муж ночи не спит, мучается, считает себя во всём виноватым. Николай устраивает сцены ему и мне… Мы так хорошо, так дружно жили все эти годы… А сейчас наш дом разваливается… Коля всегда был таким послушным, добрым мальчиком, а сейчас его невозможно узнать… Слова ему сказать нельзя – кричит, грубит, хлопает дверью…

Я здорово замёрзла. Мокрая футболка холодным компрессом прилипла к спине. Чужие чешки, которые я нацепила, были совсем маленькими, я стояла почти босиком на ледяном полу.

– Какое мне дело до вашей семьи и до вашего Коли? – Я опять попыталась выдернуть свою руку, но жена отца очень крепко сжимала моё запястье. – Пустите, мне больно!

Она наконец отпустила меня и заговорила очень быстро, боясь, что я уйду.

– Аня, мы с твоим отцом решили, что тебе сейчас будет лучше пожить у нас… Ты будешь жить в прекрасных условиях, у нас трёхкомнатная квартира, самую большую комнату мы отдадим тебе. Ты будешь нормально питаться и спать на чистой постели. Тебе будет у нас хорошо, вот увидишь… И Коля согласен…

– Знаете что… – От злости я почти не различала лица Колькиной матери. – Идите вы отсюда со своими хорошими условиями и со своим Колей в придачу!

Выпалив это, я почувствовала такое облегчение, что чуть не вприпрыжку поскакала в зал.

– Хамка! – услышала я с радостью. – Яблоко от яблони…