Вольные

Богатырь свернул листок бумаги напополам, потом ещё раз напополам и опустил его в почтовый ящик. На листке столбиком были написаны 8 имён: Макс, Сева, Чеченец, Генрих, Славоля, Мичман, Бритиш бульдог и Натовец. Богатырь чувствовал близость конца и подозревал, что вероятность того, что он не вернётся сегодня домой велика как никогда. Если бы можно было исчезнуть, он бы исчез, но этой возможности у него не было. Он знал, что рано или поздно его найдут, и тогда его жизни придёт конец. Сегодня ещё был шанс, что он просто нафантазировал себе всякого и, что называется, испугал сам себя. Просто если он не вернётся домой, и его бывшие друзья действительно пришли по его душу, он хотел, чтобы этот листок с именами его убийц нашли.

Две недели после того, как Сева совершил неудачное нападение на Прохора, он находился в полном вакууме, позволяя своим мыслям уничтожать себя изнутри. Никто не выходил с ним на связь. Сева и Макс не отвечали ему на сообщения. Телефонные трубки молчали. О неудачном нападении на Прохора он узнал из телевизионного репортажа, и ему стало не по себе. Ещё более пугало его отсутствие известий от Светы. Она провалилась как сквозь землю. Последний месяц она была единственным лучиком света в ужасной кровавой драме, в которую превратилась его жизнь. Он чувствовал безысходность того, куда всё катилось, и она единственная, с кем он мог забыться и обрести счастье.

Сева с Максом становились всё озлобленнее. То, что они говорили, повергало его в шок. Когда всё только начиналось, ему казалось, что он делает всё правильно. Он чувствовал небывалый внутренний подъем от того, что очищает город от всякой мрази, распространяющей наркотическую заразу. А потом была цыганская семья, и это всё изменило. Он шёл туда убивать, но не отдавал себе отчёта в том, какого это – убить человека? И то, что он увидел в доме в исполнении Чеченца, дало ему ясное понимание того, что он ошибся с выбором стратегического маршрута по жизни и теперь дороги назад уже не будет. С тех пор он жил в постоянном страхе. В своих друзьях он больше не видел людей. Он видел в них холодных бездушных палачей, которые когда-нибудь придут и по его душу.

И в какой-то степени сейчас, спускаясь по лестнице, он чувствовал облегчение, потому что всё, наконец, думал он, скоро закончится. Сегодня ему позвонил Генрих, и сказал, что нужно будет обсудить очередное дело, и он зайдёт за ним после обеда. Был выходной день, и ему вдруг стало ясно, что все всё знают. Потому что до этого Паша Партиец ему никогда не звонил. Они выбрали самого безобидного из них, подумал Богатырь, чтобы усыпить его бдительность.

По своей сути ведь он ничего не сделал: никого не предал, никого не подставил, он просто не хотел больше участвовать в том, что они делали. Но этого было достаточно, чтобы его убили. И он это тоже прекрасно понимал. Из группировки Севы и Макса выхода не было, был только вход. Вход в один конец, и его конечная остановка была здесь и сейчас, за дверью подъезда.

Богатырь толкнул рукой эту обшарпанную железную дверь и увидел на скамейке улыбающегося Генриха, рядом с ним стояли Чеченец и Олег Натовец. Они поздоровались с ним, обняв своими предплечьями его руку, и по спине Богатыря пробежал холодок.

– Как нога? – улыбаясь спросил у него Олег Натовец.

– Почти зажила, – пытаясь казаться спокойным, ответил он, – немного ещё беспокоит, когда бегаю, но ходить уже можно.

– До свадьбы заживёт, – хлопнул его по плечу Олег Натовец и засмеялся.

Паша Партиец тоже тихонько захихикал, исподлобья поглядывая то на Чеченца, то на Олега. Их смех был настолько неестественен, что Богатырю сделалось так жутко, как никогда не было. Только Чеченец безжалостно пугающе молчал – за всю дорогу он не проронил ни единого слова.

Они сели в метро и доехали до конца ветки. Там их ждали братья Славоли и Серёга Мичман. Все вместе они двинулись прочь от путей в сторону лесного массива. Никто не о чём не говорил. Сухая узкая тропа долго петляла по пригоркам, среди кустов и деревьев, пока не вывела их на небольшую поляну. На поляне стояли Сева и Макс. Они кидали ножи в толстую сосну, растущую в самом центре.

– Ну здравствуй, хромой боец, – железным тоном сказал Сева.

Макс уже смотрел на него как на жертву. Они не протянули ему своих предплечий. Богатырь сжал рукой нож, лежащий в кармане, предчувствуя скорую над собой расправу.

– Здесь небезопасно, – сказал Сева, – на открытой местности разговор могут запеленговать. Нужно отойти подальше в лес.

«Это конец», – понял Богатырь. Бежать было бесполезно. Его повели всё дальше в лесную чащу. Тропинка осталась далеко позади. Теперь они шли меж деревьев, сухие ветки лезли в лицо, и паутина липла на одежду. Впереди шёл Чеченец, за ним Олег Натовец, Генрих и Серёга Мичман. Потом шёл он. За спиной Богатырь чувствовал частое дыхание старшего Славоли, за ним следовал Бритиш Бульдог, замыкали группу Сева и Макс. Наконец, они остановились на какой-то опушке. Свет из-за густых еловых ветвей практически не проникал на землю. Справа на опушке была выкопана свежая неглубокая яма.