Вольный стрелок

— Разве у вас возникли какие-то проблемы, мистер Гапоненкофф?

— Мы уже достаточно обговаривали этот вопрос, мистер Панитаиди.

— Я думаю, вам понятно, что без участия мисс Соловьевой мы не сумеем найти нужные точки соприкосновения по вопросу контракта. Я думаю даже, что необходимая пластическая операция по вашему методу может быть проведена в Греции или же в США, куда я вылетаю непосредственно после посещения вашего города, а потом Москвы. Я понимаю, вы думаете, что эта новая куда более дешевая технология может привести к возникновению широкого рынка сбыта по всему миру, но…

— Я не понимаю вас, мистер Панитаиди. Вы сделали мне заказ, я его выполняю.

Все намеки на то, что при моем небрежении к вашему заказу прогорит и контракт в нашем модельном бизнесе, я полагаю неуместным проявлением непрофессионализма. Простите за подобную откровенность, но я не хотел бы, чтобы вы видели во мне неполноценного и даже в чем-то ущербного делового партнера только на том основании, что я из России. Я понимаю, что после кризиса международное значение России подорвано и местные бизнесмены уже не пользуются безоговорочным доверием западных деловых кругов, но есть же и нетленные ценности, мистер Панитаиди. Полагаю, ничто не заставит усомниться в том, что никакой кризис не сделает русских женщин такими же непривлекательными, как ваши преуспевающие американки. Тем более что защита прав человека у них поставлена как нельзя хуже, то есть настолько совершенно, что и не подступишься. Так что работать там по такому профилю, мягко говоря, нереально. Или я в чем-то не прав?

— Хорошо, мистер Гапоненкофф. Ваша аргументация была исчерпывающей. Если вы сочли себя ущемленным в ваших правах, то вы вольны потребовать предоставления вам возмещения морального ущерба. Вы видите, что я ценю вас как совершенно уникального делового партнера.

— Благодарю вас, это излишне. Я надеюсь, что седьмого уже все будет улажено.

— Кажется, восьмого марта у ваших женщин праздник?

— Совершенно верно. Я думаю, вы понимаете, мистер Панитаиди, что я беру на себя большую ответственность, без согласия моей модели преподнося ей такой подарочек. Конечно, предложенная вами сумма достаточно значительна, чтобы урегулировать все без ложных угрызений совести… так в большинстве своем именуют издержки преодоления некоторых этических и моральных критериев.

— Я слышал, что эти пластические операции могут давать серьезные осложнения и привести со временем к откровенному уродству?

— Подобное не исключено. Но существует двухлетняя гарантия, что ничего подобного в течение указанного срока не произойдет. Деструктивные процессы в лицевых тканях возможны, но я не думаю, что это будет интересовать вас по истечении двух лет.

— Я вас понял, мистер Гапоненкофф.

То есть окончательное разрешение вопроса — подписание контракта и сопутствующие процедуры — назначаются на седьмое?

— Да. Но вы понимаете, мистер Панитаиди, что в таком щекотливом деле, как это, и в такой стране, как Россия, ничего нельзя утверждать определенно. Думаю, что после семнадцатого августа всему миру стало понятно, что русский рынок — это как «русская рулетка», каждая попытка может стать роковой.

— Вы меня пугаете?

— Что вы! Мне это просто невыгодно.

Я хочу быть с вами до конца откровенным, вот и все.

— Я понимаю.

— Вот и прекрасно.

— А что, вы действительно считаете американок крайне непривлекательными?

— Конечно, американские мужчины иного мнения, но тот, кто всю жизнь жил в России, не может быть с ними солидарен.

— А что вы думаете о гречанках?

— Я о них вообще не думаю. Ведь я не грек, мистер Панитаиди.

— Ну хорошо.

— Одним словом, мы договорились. Надеюсь, госпожа Соловьева не будет возражать. Вы знаете, как говорят у нас в России, баба с возу — потехе час…"

* * *

— А вот последнюю фразу я хорошо понял, — сказал отец Велимир, комкая пальцами рукав ризы. — Очень остроумный человек.

Тем более что последняя фраза была сказана по-русски.

— Наташка, теперь ты до конца поняла, что это такое? — медленно спросил Влад, искоса глядя на девушку. — Ведь, если не ошибаюсь, твоя фамилия Соловьева?

Она сидела с совершенно ничего не выражающим каменным лицом и, чуть покачиваясь, смотрела в одну точку, туда, где у стены сидел Наполеон и играл с хвостом кота Тима, аморально развалившегося в немыслимой для любого нормального, то бишь средней ленивости кота, а именно на спине. Кот нисколько не протестовал против подобной беспардонности, наверное, потому, что превентивные меры были слишком утомительны для его изнеженного организма.

— Какой он у вас ленивый, — наконец сказала Наташа. Пугающе спокойно, обыкновенным, совершенно без иронии или какого бы то ни было выражения. А потом нежно улыбнулась Владу и спросила мягко и вкрадчиво:

— Ты их всех убьешь?

— Будет видно. Так ты сделаешь, как я сказал?