— Да и я не ведаю… — Тут Кузьма Минич усмехнулся. — Ну, садись уж, что ли… Демид, ты тут пока стой, а ты, Олешка, поди скажи Марфе: хозяин велел на стол накрыть. Что там на поварне остыть не успело — пусть сюда тащит. Успенский пост на носу — надобно все скоромное подъесть, а тут и тебя Бог послал.
На поварне в доме мясника нашлись язык говяжий верченый, половина курицы с подливкой, запеченный бараний бок, край богатой, в шесть ярусов, кулебяки, а также вымя говяжье, несколько часов в печи томленое и оттого ставшее нежнее лебяжьего пуха. Были поданы на стол и каравай блинчатый, и горшок гречневой каши, и на скорую руку пряженые толстые оладьи с медом, а к ним — взвары и квас. Словом, и не видя Татьяны Семеновны, всякий бы сказал: хозяйка она отменная, в любое время суток может гостя принять.
Кузьма Минич, глядя, как гость расправляется с кулебякой, и себе взял кусок.
Поев, Чекмай расслабил пояс и вздохнул с облегчением.
— Проклятая кольчуга, — пожаловался он. — Кажется, так впечаталась — до старости следы останутся.
— Кого тебе в Нижнем бояться?
— Поименно не назову. А знаю, что сюда приезжали купцы из Вологды. Приезжали воду мутить. Так что у меня тут, может статься, и враги есть.
— Приезжали. Они и теперь тут есть, — подтвердил Кузьма Минич. — Ко мне никто не совался, а знаю, что их тут наше купечество привечает.
— То и плохо. Скажи, ходят ли у вас слухи, будто английский король — православной веры?
— Каких тут слухов не ходит! Сказывали, Маринка, вдова Расстриги, затеяла персидского шаха сюда позвать и чуть ли не к нему в гарем сорок пятой женой идти. Может, хочет его в католическую веру обратить?
— Замысел довольно безумен, так что может оказаться — она и впрямь что-то такое затевает. Разумных-то замыслов от нее ждать не приходится. А я про английского короля неспроста брякнул. Знаешь ли, что замыслили московские купцы вместе с английскими и вологодскими?
— Говори.
Кузьма Минич слушал внимательно, время от времени поглаживал бороду, собирая ее в кулак и снова отпуская на волю. Чекмай видел — мясник сильно обеспокоен.
— Так вот, ополчения, которое Ляпунов вел освобождать Москву, считай, больше нет. А наши англичане следят, что будет, вроде как паук, что посередке своей паутины сидит. Им нужны те торговые пути, которых им раньше, при царе Борисе да при царе Василии, не давали. Им нужны наши северные земли. Весь московский Английский двор в Вологду перебрался и оттуда вербует наше купечество, а оно и радо. Ему охота с Англией торговать и на том наживаться. А прочее… Ну да сам понимаешь. У них там уже вместо веры — выгода.
Кузьма Минич слушал очень внимательно, порой кивал, что означало: понял, недоволен, да правду знать нужно.
— Если сейчас на английские деньги будет собрано новое ополчение, да в помощь английский король пришлет ратных людей, деньги и оружие, если эта рать выгонит из Москвы поляков, то будет собран для видимости Земский собор. И приговорит — отдать Московское царство под руку английского короля, как, бишь, его… Это значит — английские купцы получат тут полную власть. Они станут хозяевами на севере, они получат дорогу в Персию и далее, их слово будет законом. А короля мы тут, может, и вовсе не увидим — пришлет кого-нибудь из своих дворян, велит слушаться, а мы что? Будем слушаться.
— Ну, теперь хоть ясно, почему я об этом впервые от тебя слышу. Если бы ко мне с этой затеей сунулись — зубов бы недосчитались. А так-то они скрытно тех, кто побогаче, уговаривали. Неужто все так скверно? — спросил Кузьма Минич.
— Московские князья да бояре послали тайную грамоту к английскому королю. Там они, видать, ему присягают, и в той грамоте — имена изменников. Я думал перехватить — не удалось. Зато я знаю, что английские ратные люди уже понемногу едут в Вологду.
— Бес бы их побрал…
— Если не удастся собрать наше ополчение, то Москву освободит английское. А из Англии, сам знаешь, морем везут и оружие, и свинец… Потому князь меня сюда и послал — он не поверил, что простой люд может сам собраться, что-то решить, раздобыть деньги, нанять кузнецов, купить лошадей. Я должен был понять, можно ли верить отцу Онуфрию, отцу Марку да Ивану Кольцову.
— Верить-то им можно, да только денег у нас маловато, — честно признался Кузьма Минич. — Купцы, сам знаешь, народ скуповатый, вынимать деньги из дела никто не хочет. Довольно уж и того, что дали средства Ляпунову да послали ему ратников. А теперь у них вологжане постараются деньги выманить. Но знаешь ли что? Я вещий сон видел. Уж и поверить боюсь — вдруг сон обманет? Может, оттого мне померещилось, что я о нашей беде думать не перестаю.
— Сказывай.
Чекмай знал — в ином сне больше правды, чем наяву, услышишь и поймешь.
— Мне святой протопоп Сергий Радонежский явился.
— И ты его сразу признал? — удивился Чекмай.
— У нас в храме образ висит — так он был точно таков. И святой сказал так: будет казна, будут ратные люди, чтобы освободить Москву, но старшие люди за это дело не возьмутся, а возьмутся младшие. Такие были его слова, я запомнил — как ежели бы наяву услыхал.