«Волос ангела»

– У «Додона» больше «моменты» штаны просиживали, – все еще хмуро отозвался Воронцов, вспомнив прозвище, данное армейскими строевиками офицерам царского Генерального штаба. – А я служил в гарнизоне.

– Уж это точно, генштабистов хватало, – согласился Алексей Фадеевич. – Ресторациями и мне было недосуг увлекаться, а винцо я обычно брал в «Экономке», очень удобно было.

Воронцов вспомнил старый, дореволюционный Петербург, большой военный универсальный магазин Гвардейского экономического общества – «Экономку», где продавали продукты, парфюмерию, писчебумажные товары, шили на заказ шикарные мундиры. Ему стало вдруг так тоскливо, словно он вызвал в памяти образ дорогого, давно умершего человека, а гость как будто подслушал его мысли:

– Как же, как же… Вот было времечко – золотое! Помню, добыл я себе «корибуты» – вы тоже, наверное, не избежали в свое время желания обзавестись такими шпорами – малиновый звон! Идешь, бывало, по Невскому, а они так – «тень-тень», «тень-тень». Дамы делают томные глаза, штатские отчаянно завидуют. Мундир пошит у Каплана, сапоги от Гозе! Как говорили гвардейцы – пистолет-мужчина!

– "Снетки", – презрительно бросил Воронцов старую кличку, данную гвардейцам офицерами-фронтовиками. – Нахватают во дворце орденов и ходят павлинами.

Он залпом выпил, налил еще, не дожидаясь гостя.

– Что ваш приятель, Николай Петрович? – отставив стакан, спросил Воронцов. – Решил наконец-то вопрос с болтливым парнем или нет?

– Он мне не приятель… – равнодушно пожав плечами, ответил Невроцкий, – так, случайное знакомство, я же вам уже говорил. Ну, как вино?

– Неплохое…

Андрею Воронцову почему-то был неприятен этот человек. Сначала он принял его за нежданного союзника, даже обрадовался – почудилось нечто свое, родное, близкое, но потом, думая о нем долгими бессонными ночами, пришел к выводу, что не просто так он появился тогда на дровяном складе вместе с Николаем Петровичем и Пашкой. Не просто.

Что ему сегодня надо в его доме? Пришел вынюхивать, выведывать, узнать, что Воронцов собирается дальше делать и куда ехать? Не на того напали, господин артиллерист. Если, конечно, он действительно бывший артиллерист. Хотя – знает многое, наверняка был офицером, служил. Где? Почему бы об этом не спросить прямо сейчас? Интересно, ответит или нет?

– Где вы изволили служить?

– Запамятовали? Я же говорил… – Невроцкий достал из портсигара папиросу. – Знаете, мой отец как-то рассказывал, что когда Александр Второй, сам человек курящий, взойдя на престол, разрешил курить в общественных местах, то это многими воспринималось как некая революция. После Николая-то Палкина. Смешно, правда? Не знало то поколение, каковы бывают революции, а может, их счастье, что так и не узнали?

Воронцов молча кивнул. Ловко ушел от ответа господин визитер – вроде как и не слышал заданного ему вопроса. Хорошо, подождем немного и еще разок спросим – ответит, куда денется.

– Помнится, раньше папиросок разных сортов фабрики кучами выпускали. Особливо хороши были «Пажеские» – короткие и толстые, – покуривая, продолжал Алексей Фадеевич. – А помните папироски «Антракт»? Специально для завзятых театралов – табаку всего на две затяжки. Этак небрежно достаешь папиросу из портсигара, а ведь дорогие, черт бы их совсем, и, затянувшись разок, бросаешь. М-да, где то прелестное время, где обожаемый мной монарх?

– Расстреляли, – пустая болтовня гостя начала надоедать бывшему штабс-капитану. Он чувствовал, как подкатывает раздражение. – Вы что, действительно его обожали?

– Только в профиль… – засмеялся Алексей Фадеевич, – на монетах из драгоценного металла в пять и десять рублей золотом… Э-э, а винцо-то наше кончилось. Ну да ничего, я человек предусмотрительный, захватил на такой случай еще одну бутылочку. Надеюсь, не откажетесь?

Он достал из саквояжа вторую бутылку. Воронцов мельком глянул – этикетка та же самая.

Шут с ним, надо допить вино, а то вроде неудобно как-то перед гостем – все-таки суетился, добывал где-то эти бутылки, – и под благовидным предлогом выставить господина артиллериста за дверь – пусть катится отсюда к черту! Зря только дал ему тогда адрес. Эдак повадится ходить каждый вечер, пусть даже и с хорошим вином. Все равно – неохота с ним общаться.

– Не откажусь… – Андрей открыл бутылку, хотел налить гостю, но у того был еще полный стакан. Налил себе. – Ваше здоровье!

Выпил, почувствовал, что вино чуть-чуть горчит, похоже, слегка отдает жженой пробкой – подпорчено или показалось?

– Так что же все-таки вас связало с Николаем Петровичем? – Воронцов достал папиросу, прикурил. Голова немного закружилась, легко, почти незаметно.

– Так, некоторые общие дела, – Невроцкий внимательно вгляделся в лицо Воронцова. – Да не все ли вам равно?

– Почему же… – хозяин снова хотел налить гостю, но тот твердо отвел его руку в сторону:

– Не нужно. Пейте сами… Теперь, пожалуй, я могу вам сказать.

– Теперь? – удивился Воронцов. – Отчего только теперь?

Лицо гостя почему-то качнулось у него в глазах, но тут же встало на место.