В конце текста Бахтин снова рассуждает о границах наук: «В пограничной области перехода средств языка в речевое общение происходит встреча между лингвистикой и другими науками, сферами культуры и жизни. Если лингвист будет держаться подальше от своих границ, он никогда не встретится с литературоведом вплотную. И литературовед, замкнутый в сфере отвлеченной идейности и социологической проблематики, никогда по-настоящему не встретится с лингвистом» (297). Однако где должна лежать граница? Куда отнести вопросы «перехода средств языка в речевое общение»? Ответа на эти вопросы нет (термин «металингвистика» еще отсутствует), и вскоре после этих слов рукопись обрывается.
В данном тексте Бахтин пытался по-новому рассмотреть вопросы стилистики и границы между лингвистикой и литературоведением. Но, видимо, интерес Бахтина к разработке этих проблем по каким-то причинам быстро пропал. Работа над текстом остановилась на довольно ранней стадии. Однако позже Бахтин возвращался к сходным проблемам.
VI.2.6. «Язык и речь»
Этот специально посвященный лингвистике текст по каким-то причинам не вошел в пятый том собрания сочинений, хотя хронологически он относится к тому периоду, который отражен в томе. Одна из его частей датирована 29 декабря 1957 г., а весь он, по-видимому, относится к концу 1957 г. и началу 1958 г. Впервые он издан Н. А. Пань-ковым при участии В. М.Алпатова лишь недавно: «Диалог. Карнавал. Хронотоп», 2001, № 1, с. 23, 25–27.
Текст «Язык и речь» представляет собой краткие черновые тезисы, большей частью состоящие из назывных предложений. Неясно, для чего они предназначались. По тематике они отличаются и от предшествующего по времени «Языка в художественной литературе» и от последующей «Проблемы текста». Более всего они тематически связаны с РЖ, отражая продолжение размышлений автора над проблемами языка и высказывания. Но основное внимание уделено не высказыванию, а языку. Лишь кратко и без детализации упоминаются «проблема речевых жанров», «формы речевого общения».
Вновь обращаясь к проблематике, связанной с именем Ф. де Сос-сюра, Бахтин в основном сохраняет точку зрения, к которой пришел в РЖ: «Формальная завершенность предложения как синтаксической (грамматической) единицы языка и содержательная и диалогическая завершенность высказывания. Диалогическая завершенность, т. е. способность определять ответ».
Однако кое-что по сравнению с РЖ меняется. Там (исключая наиболее ранние черновики) говорится о языке и высказывании, но не о речи. Но теперь вновь центральными объектами исследования становятся язык и речь, а высказывание уходит на задний план.
Если в МФЯ разграничение языка и речи отвергалось как признак «абстрактного объективизма», то теперь подход совсем иной. Точка зрения, отразившаяся в РЖ, высказана (несколько в иных терминах) еще более четко: «Важность проблемы языка и речи (их различия и их взаимосвязи, диалектического единства). Ни одна лингвистическая концепция не может обойти этой проблемы. То или иное разрешение ее определяет лингвистическую концепцию, хотя это решение часто лишено последовательности и четкой осознанности. Было бы интересно с этой точки зрения проанализировать и показать, как то или иное решение этого вопроса определяет основную философскую лингвистическую концепцию (философию языка, лежащую в основе всякого понимания лингвистического факта) – Гумбольдта, младограмматиков, Соссюра, Фосслера, Марра, структуралистов, неогумбольдтианцев (слово читается предположительно. – В.А.), Пражской школы, советского (одно слово не поддается прочтению. – В.А.) и языкознания, хотя очень часто эта проблема в открытой, осознанной и последовательной форме вовсе не ставится. Особо важное значение эта проблема имеет для синтаксических концепций. С другой стороны, эта проблема имеет огромное значение и для таких приграничных с лингвистикой областей, как литературная стилистика (эстетика слова), учение о жанрах (речевых, художественных, публицистических и др.)».
С принципиально новой для Бахтина идеей о том, что любая лингвистическая концепция определяется тем или иным решением проблемы языка и речи (хотя в «открытой, осознанной и последовательной форме» ее поставил лишь Соссюр), вполне можно согласиться. Отмечу, что наряду с учеными, названными в МФЯ, упомянуты и ученые, работавшие уже в 30—50-е гг. ХХ в. С одной стороны, это последователи Соссюра—структуралисты и Пражская школа, с другой стороны (если слово прочитано правильно), это – последователи Гумбольдта и отчасти Фосслера—неогумбольдтианцы (И. Трир, Л. Вайсгербер и др.). То есть прослеживается дальнейшее развитие двух выделенных в МФЯ основных направлений языкознания. Из советских лингвистов (если не считать Марра) в тексте упомянут лишь А. И. Смирницкий, в связи с брошюрой 1954 г. «объективность существования языка».