Волошинов, Бахтин и лингвистика

Среди многих наших ведущих лингвистов все-таки распространено мнение о «нелингвистичности» идей Бахтина (которого чаще всего считают и единоличным автором МФЯ). Выше приводилось мнение В. А. Звегинцева, знавшего о МФЯ, но считавшего Бахтина по преимуществу литературоведом. Оно отражало распространенную точку зрения 60—80-х гг. В последние 10–15 лет все чаще Бахтина трактуют как прежде всего философа, что еще меньше способствует его популярности среди многих лингвистов. Его (как и Волошинова) воспитание на немецкой идеалистической философии начала ХХХ в., свободное оперирование концепциями почти не известных в лингвистической среде Зиммеля, Кассирера, Гуссерля и т. д. вызывает отторжение. Есть лингвисты (причем как раз занимающиеся проблемами речевого акта и дискурса), которые прямо мне это говорили. Если же лингвист находит в «волошиновском цикле» или в саранских текстах что-то более ему привычное, вроде анализа несобственно-прямой речи или границ высказывания, то он может обратить на это внимание. И очень показательно, что больше используют саранские работы, особенно РЖ, где Бахтин сблизился с «обычной» лингвистикой и отчасти перешел на ее язык.

В то же время в России и в некоторых странах СНГ существуют и попытки развивать напрямую те или иные пункты концепции МФЯ и саранских текстов. Характерно, что они в основном происходят вне нашего лингвистического «истеблишмента» и часто не в Москве. Впрочем, можно отметить, например, появившиеся еще в начале 80-х гг. исследования А. В. Гладкого (математика, однако тесно связанного с московскими лингвистами).[904]

Вот, например, одна из немногих чисто лингвистических публикаций в журнале «Диалог. Карнавал. Хронотоп», принадлежащая белорусскому (позднее польскому) автору.[905] Здесь (что делается довольно редко) специально рассматривается историко-лингвистическая концепция МФЯ, идеи книги сопоставляются с концепциями А. А. Потебни и Е. Д. Поливанова. Верно указано, что к 1993 г. у нас делалось еще редко, что «теория М. М. Бахтина глубоко антагонистична структурализму».[906] Выделяя общие характеристики концепции Бахтина (в число его работ включается и МФЯ) автор специально останавливается на идеях, связанных с понятием «чужого слова»; эти идеи совмещаются с идеями структурализма о языковых кодах. Выделяются понятия перекодировки, когда чужой код меняется в связи с правилами данной знаковой системы, и поликодировки, когда чужой код включается в систему.[907] Эти понятия иллюстрируются на примере русской художественной литературы.

А вот статья,[908] посвященная теории интонации в МФЯ и примыкающих работах (особенно «О границах поэтики и лингвистики»), которая сопоставляется и с понятиями тона и акцента в книге о Достоевском. Указано, что опыт Бахтина в этой области «не осмыслен и не учтен».[909] Рассмотрено развитие в ряде работ Бахтина и его круга идеи об оценочности интонации и ее роли в выделении «чужого слова» («интонационные кавычки»). Признается, что теория интонации нигде ни в одной из рассмотренных работ не изложена систематически; однако идеи этих работ признаются очень важными, прежде всего, для изучения «художественно-прозаического слова», где интонация служит важнейшим стилеобразующим фактором.[910]

Отметим и статью московского автора,[911] посвященную проблеме речевых жанров. Автор прямо опирается на идеи РЖ, при этом указывая, что в современной отечественной литературе уже сложилась традиция рассматривать в качестве жанров не только типы высказываний, но и типы диалогических текстов. По его мнению, это не противоречит подходу Бахтина, упоминавшего жанры салонных, застольных и пр. бесед.[912] В статье уточняются некоторые понятия, введенные Бахтиным. В частности, два выделенных им определяющих признака высказывания – завершенность и смена речевых субьектов—не всегда совпадают друг с другом. Если смена субьектов характеризует высказывание, то завершенность (не абсолютный, а относительный признак) – только текст.[913]

В статье ставится и вопрос о соотношении между сформировавшимися почти одновременно, но независимо друг от друга теорией речевых жанров Бахтина и теорией речевых актов Дж. Остина. Федосюк пишет, что при большей четкости и терминологической разработанности (и, добавим, более широкой известности среди лингвистов) теории речевых актов теория Бахтина более связана с филологической традицией и в большей степени остается на почве языка. В статье делается попытка синтеза двух концепций. Там же теория речевых жанров сопоставляется и с получившим в современной лингвистике большое распространение анализом высказываний, которые являются одновременно высказываниями и действиями (Я осуждаю, Я обвиняю и т. д.). Рассмотрено, какие жанры допускают такие высказывания, а какие – нет.[914] В статье на русском языковом материале рассмотрены особенности ряда конкретных жанров: приказа, просьбы, мольбы, требования и т. д.