Волошинские чтения

Из крови, пролитой в боях,
Из праха обращенных в прах,
Из мук казненных поколений,
Из душ, крестившихся в крови,
Из ненавидящей любви,
Из преступлений, исступлений —
Возникнет праведная Русь[160]

.

Осмысливая разворачивающиеся вокруг катастрофические события, Волошин действительно был убежден, что «в каждом Стеньке — Святой Серафим»[161], — за конкретными историческими действиями он узнавал провиденциальное действо, неотвратимый «замысел предвечный», и этой твердой позиции оставался верен в самых сложных и опасных политических условиях. «Те, кто знали его в эпоху гражданской войны, смены правительств, длившейся в Крыму три с лишком года, верно запомнили, как чужд он был метания, перепуга, кратковременных политических восторгов»[162], — вспоминала Е. К. Герцык, постоянно общавшаяся с Волошиным в то время. В стихах революционной поры Волошин провидел за жестокой реальностью гражданской войны, террора, разрухи возрождение новой, прекрасной России: «России нет — она себя сожгла, Но Славия воссветится из пепла!»; «Истлей, Россия, И царством духа расцвети!»[163]. Волошин мог познакомить Белого и с фрагментами своей поэмы «Россия», над которой он работал в 1923—1924 гг. В ней поэт прослеживает основные вехи русской истории, обнажает приметы многовекового российского деспотизма, пытается высказать

Мучительно-бесформенное чувство
Безмерное и смутное — Россия…[164]

Три с половиной месяца в Коктебеле[165] были для Андрея Белого временем хорошего отдыха и плодотворного общения с писателями, учеными, деятелями искусства, жившими в доме Волошина. Известно множество колоритных эпизодов коктебельской жизни этого лета. Белый участвовал в различных литературных «играх», в стихотворных конкурсах: он возглавлял жюри, определявшее лучшее стихотворение из написанных на заданную тему, в конкурсах участвовали Волошин, Брюсов (за несколько месяцев до смерти гостивший в Коктебеле), Шервинский, Адалис и другие. 17 августа, в день именин Волошина, Белый и Брюсов устроили юмористическое представление — «кинематограф». В письме к Иванову-Разумнику от 8 дек. 1924 г. Белый писал о коктебельских досугах: «В общем жизнь была — напряженная, хотя и было нечто, на чем все отдыхали: купанье, игра в мяч и всякие дурачества (танцевали фокстрот, устраивали джаз-банд) — вплоть… до…: коллективного кинематографа (в день рождения Макса) с инсценировкой Шервинского, в которой Валерий Яковлевич (покойник) блистательно сыграл „капитэна“ Пистолэ-де-Флобера, начальника Африканской французской фортеции (в Сахаре); я играл роль полубомбиста, полумошенника Барабулли; и В. Я., исполняя роль наших жизненных отношений, с большим пафосом меня арестовал и посадил в тюрьму»[166].

Вдова Белого К. И. Бугаева вспоминала о его коктебельских играх вместе с Волошиным: «Б. Н. <Бугаев — Андрей Белый> с таким увлечением и мастерством играл в мяч, что на него приходили смотреть. Составилась даже особая партия: Б. Н. и М. А. Волошин. Контраст их фигур был так поразителен, так подчеркнуто живописен, что не только окружающие, но и сами они, как художники, живо чувствовали его, восхищаясь яркостью этого сопоставления, и любили играть свою „партию“, от души веселясь, точно дети. Кто-то так и зарисовал их на этой площадке, с перелетающим между ними мячом: широкий, неповоротливый, но по-своему ловкий Макс, как бы живое олицетворение массы и веса; и Б. Н., преувеличенно длиннорукий и длинноногий, — всякое отсутствие массы и веса»[167]. В Доме поэта сохранился набросок неизвестного художника, на котором шаржированно изображены Волошин и Белый, играющие в мяч.