Волошский укроп

— Но ведь Платон, в отличие от нас, все время сражается, хоть и на незримом фронте. Отсюда и отношение. Война ведь без жертв не бывает, — Мармеладов пожал плечами, как бы изображая реакцию кавалергарда. — Ершов и про спасение Анастасии не думает совсем не из равнодушия или от душевной черствости. Взвешивает мысленно, что важнее. Вот спасем мы Анастасию, а шпиона с секретными сведениями упустим и из-за этого целый полк русской армии вырежут янычары. Стоит ли жизнь одной малышки гибели сотен солдат? Как бы ты выбрал, Митя?

— Это во что же мы все превратимся, если даже возможность такого выбора допускать начнем?! — взревел почтмейстер, своим оскалом более всего в это мгновение напоминая морду давешнего деревянного медведя. — Нечего в этой ситуации выбирать. Надо положить все силы и старания, чтобы спасть и девочку, и полк. Жизнь положить, если потребуется, но не сдаваться заранее.

— Гусар! — уважительно произнес Мармеладов, но после не удержался от дополнения. — А знаешь ли ты, сколько таких гусар стали влиятельными царедворцами? Ни одного. Потому что большое сердце, верная рука и горячая голова не слишком ценятся в кругах, где делается политика. Наш юный адъютант понимает это, хотя еще и до двадцати лет не дожил. А ты, Митя, и в пятьдесят не поймешь. Но это к счастью, разумеется.

Почтмейстер помолчал немного, пытаясь разобраться в том, похвалил его приятель или все-таки высмеял. Но все было так складно переплетено, что пришлось махнуть рукой.

— Вот ты, братец, стараешься посмотреть на любое дело с позиций других людей, — сказал он, подводя итог раздумьям. — Причем не только слегка неприятных, вроде этого Ершова, но и глазами мерзейших злодеев. Да это ведь то же самое, как валяться в грязи, чтобы понять, какими глазами свинья на мир смотрит… Стоит ли пачкаться, чтобы узнать ее взгляды?

Сыщик рисовал концом трости в пыли вроде бы отдельные круги и треугольники, потом соединил их дугой и получилась забавная поросячья морда.

— Именно для того чтобы не оказаться в итоге в грязи, рядом со свиньями, надо знать их мысли. Наперечет. Чего они хотят? Жрать, спать до об забор чесаться для удовольствия. Если я сведу свою жизнь только лишь к трем этим желаниям, то буду ничем не лучше ленивой хавроньи. Стало быть, важно вовремя заметить это и не допустить.

Мармеладов наступил на рисунок в пыли и пошел дальше, увлекая за собой Митю.

— Но и победить свинью довольно легко, лишив ее корыта, грязной лужи и забора. А что до злодеев… Взять хотя бы этого Мехмет-бея. Залезть к такому в мысли и понять, как они устроены невероятно сложно. Я еще могу понять, почему он так спокойно сидит на людной площади среди бела дня. Он уверен, что полиция в этом деле не участвует, а тайный сыщик, если такового и позвали, усердно ищет молодого блондина-гувернера. Думает, раз свидетели мертвы, то про его шпионскую сущность мы ничего не ведаем.

— Так это же хорошо! Вроде как у нас преимущество перед ним… Идем на шаг впереди. Разве не так?

— Нет, не так. Вот сидит он, подобно сфинксу каменному, отрешенный от всего, а нам не ясны дальнейшие намерения этого типа. Зачем ему Анастасия? Какие именно тайны басурман хочет получить в обмен на похищенную девочку? Сколь долго будет готовить следующий ход в шпионской игре? Есть ли у него сообщники, нам доселе неведомые? Видишь, сколько вопросов. А ответить не получается, не хватает пищи для умозаключений.

— Давай тогда о другой пище позаботимся. Еще по расстегайчику? На этот раз с рыбкой, — почтмейстер махнул рукой, подзывая разносчика. — Что тут…

— Каспийский осетр, г-н почтмейстер, — предложил торговец. — А то, может быть, с налимьей печенкой возьмете? Тоже-с всем по вкусу.

— Опять выбирать? Нет уж, не заставите. Давай оба! Эх, пропадать, так сытому.

Митя ловко подвернул свои роскошные усы, чтоб не мешались и принялся жевать на ходу, попеременно откусывая от разных пирожков. Шел он вслед за Мармеладовым, раздвигающим толпу своей тростью. Когда показалась широченная спина резчика, сыщик ускорил шаг, но все равно опоздал.

— Уж простите, барин, — толстяк прижимал мокрую тряпицу к разбитому носу, из которого обильно сочилась кровь. — Я старался поглядывать незаметно, да только раскусил меня бородач. Подошел и говорит: «И какую же цену назначили за мою голову?» Я отвечать-то не хочу, а язык вроде как сам ляпнул: «Два целковых». Тогда он улыбнулся: «А я ведь гораздо дороже стою». И что-то мне протягивает. Смотрю я на его руку, а потом вспышка яркая и дальше ничего не помню. Очнулся с разбитым носом, видимо двинул он меня своим ящиком в харю-то…

— Фигурки, разумеется, и след простыл, — подметил Мармеладов, пристально глядя на чурбан, за которым работал резчик.

Тот уныло кивнул и потянул из кармана серебряную монету.

— Забери, барин, не сработал я даже на грош.

— Напротив, все вышло как нельзя лучше, — сыщик выдал ошарашенному мастеру второй рубль. — Подержи-ка его на холоде, да к носу прикладывай. Быстрее заживет.

— Но голова… — вздохнул толстяк.

— Голову мы у него заберем, непременно. Теперь это уж моя забота.