Митя меж тем успел обшарить глазами половину рынка, но турецкого шпиона нигде не заметил. Однако, видя, что его приятель ничуть не переживает по этому поводу, решил дождаться объяснений. И они последовали, как только приятели отошли на самый край стихийного рынка, к трактиру «Крым». Здесь стояла черная карета, возле которой нетерпеливо вышагивал адъютант Ершов.
— Родион Романович, все вышло, как вы заранее предупредили! — горячо зашептал он, стараясь не привлекать интереса прохожих. — Как только вы обозначили Мехмет-бея, я тут же поспешил к жандармам и привлек двух лучших филеров для слежки.
— Все прошло тихо? — спросил сыщик, также вполголоса. — Не заметил ли турок, как вы указываете на него тайным агентам?
— Какое там! Он так заинтересовался — что же толстяк вырезает, — чуть шею не свернул, на соседний ряд заглядывая.
— Так ты всю эту историю затеял, чтобы внимание шпиона отвлечь? Ну да, этот тюха точно не мог бы действовать скрытно, турок его мгновенно заметил и раскусил, — восхищенно присвистнул Митя и вдруг помрачнел лицом. — Но ведь он запросто мог убить резчика, а у того, как ты слышал, детки малые.
— Не только отвлечь. Важно было столкнуть Мехмет-бея с места. Показать, что мы уже близко и заставить действовать немедленно. Так больше шансов, что он сделает непродуманный шаг. А что до резчика, — тут Мармеладов сжал трость, аж побелели костяшки пальцев, — риск был минимальным. Я все обдумал: не стал бы турок убивать на глазах у десятков очевидцев. Это ему невыгодно.
— Обдумал… То есть так в свою правоту уверовал, что готов был невинной жизнью рискнуть? — продолжал кипеть почтмейстер. — Как вчера с доктором? Однажды ведь уже ошибся. Да как ты вообще знать-то мог?
Мармеладов подошел так близко к Мите, будто хотел обнять, но тот вскинул руки, отстраняясь. Сыщика этот жест очень расстроил.
— Митя, да поверь же мне, не таков наш злодей. Нет, этот Мехмет-бей старается действовать издалека, чтобы не быть узнанным. Потому и поспешил свой портрет забрать. Заметь, он всех ядами травит, хотя мог бы сообщников в каком-нибудь переулке прирезать или дома задушить. Но его василиск…
— Только не начинай сызнова про своих василисков! — бушевал Митя уже не так сильно, однако же из природного упрямства гнул свое. — Ты не мог знать наверняка, как поведет себя турок, если ударится в панику. Ведь съездил же он резчика по морде. А если бы ножом ткнул? Смерть была бы на твоей совести.
Мармеладов помолчал, раздумывая, но лишь короткое мгновение. И вдруг заявил, совершенно вразрез:
— Так ведь шпион резчика не бил!
— Как же… А кровь? — опешил Митя. — Кровь из носа…
— Осмотрел ли ты колоду, на которой мастер резал фигурки? Вряд ли. А я вот проверил и, доложу тебе, на ней тоже была красная лужица. Прямо в центре. Если бы Мехмет-бей ударил кулаком или двинул ящиком в нос, то резчик бы опрокинулся назад. Представил картину? В тот момент вперед помешал бы упасть кулак а уж, тем более, ящик, мы же его видели — огромный короб… Могла ли эта лужица накапать после из разбитого носа? Сомневаюсь, для этого надо было нарочно сидеть в неудобной позе, нагнувшись вперед. Зачем бы резчику вдруг это делать? Нет, вариант тут напрашивается единственный… Лужица эта оттого, что резчик упал лицом на колоду. Помнишь его слова? Яркая вспышка, а дальше ничего не помню.
— Отчего же он упал? — в один голос воскликнули Митя и Платон, крайне увлеченные этой новой версией.
— Тут у меня два вывода: очевидный и фантастический. Например, некий сообщник турка незаметно подкрался и, по знаку Мехмет-бея, ударил резчика по затылку. Свинчаткой или дубинкой, здесь на рынке подобных умельцев много. Вывод это очевидный, да только я в него совсем не верю.
— Отчего же, Родион Романович? — уточнил кавалергард. — Ежели ваш вывод очевидный и простой, значит, так оно и было.
— Не уверен… — Мармеладов еще и для себя не нашел конечный ответ, а потому продолжал взвешивать на весах здравого смысла известные факты. — Вот вас, Платон, били когда-нибудь по затылку? Я говорю не об отеческих затрещинах в глубоком детстве, а так, чтоб со всей силы?
— Не доводилось, слава Богу! — пробормотал адъютант, не представляя, куда клонит сыщик.
— А меня, представьте, били. После того, как придешь в себя, голова буквально раскалывается. Поверьте, от расквашенного носа страдают куда меньше. И то, что резчик держался за нос, а не потылицу тёр, то что он ни разу не пожаловался на боль и ломоту, я принимаю как доказательство иной версии. Я уверен, что турок каким-то образом заставил здоровяка мгновенно уснуть или потерять сознание.
— Это как же… Шпион применил… колдовство, что ли? — удивился Митя.
Сыщик покачал головой и поправил:
— Гипноз.
XI