Волосы Береники

Интересно, сколько нужно времени человеку, чтобы съесть себя изнутри заживо? И мало того, что съесть, еще и суметь распилить себя на две половины, одна из которых насквозь трачена чувством вины, а другая неприлично счастливая? Впрочем, не бывает счастья приличного или неприличного, это величина всегда абсолютная, черт бы ее побрал. Щекотливое чувство, неуправляемое, приходит и уходит само по себе, и разрешения не спрашивает, и отказов не принимает. Плохо тебе, грешному, стыдно и неловко, а все равно — терпи свое счастье.

Ника терпела уже пятую неделю. И надо было что-то делать с этим счастьем, решать что-то. И Антон категорически настаивал… Хотя на словах и не торопил, но она во всем чувствовала его настойчивость — в голосе, когда они говорили по телефону, в прикосновениях и жадных объятиях, в грустной улыбке торопливого прощания до следующей встречи…

Самое обидное было в том, что решения никакого не было. И быть не могло. Даже подумать было страшно о том, что надо предпринимать какие-то шаги, начинать объяснение с Севой. И жить вот так, расчлененной на две половины, тоже было невозможно. Одна половина прочно и уверенно любила Севу, другая половина, не отдавая себе отчета, плавала в старой любви, которая оказалась вовсе и не старой, а наоборот, будто недавно народившейся. Наверное, всякая оборванная и с болью похороненная любовь, если уж возникает из небытия, то просто так не отпустит и возьмет свое, хочешь ты этого или не хочешь…

— Антон, не смотри на меня так. Не надо, пожалуйста.

Ника закуталась в простыню, села на постели, пристроив под спину подушку.

— А как я на тебя смотрю? Всего лишь с любовью… — улыбнулся Антон. — Я даже и не спрашиваю ничего.

— Вот и не спрашивай. И не надо.

— Да, я понимаю. Я буду ждать столько, сколько надо, Ника. Но все равно тебе придется принять решение. Ошибки надо исправлять, ты же понимаешь.

— Чьи ошибки? Мои?

— Да какая разница.

— Большая разница, Антон.

— Ник… Мы что, ссоримся? Отношения выясняем? Оно нам надо, а? Ник, я тебе клянусь, что никогда не буду выяснять с тобой отношений. Я буду любить тебя, и все, и ничего больше. Любить, любить, любить. Мы будем жить вместе, долго и счастливо. Когда ты решишь.

— Не надо, Антон. Давай лучше о чем-нибудь другом поговорим, а?

— Что, трусишь?

— Не то слово.

— А я не могу ни о чем другом говорить. Даже думать не могу.

— И все-таки. Расскажи, например, как ты жил без меня, а? Ведь жил как-то?

— Да плохо я жил, Ник.

— А как плохо?

Антон подтянул под спину подушку, сел рядом с Никой, потер ладонями лицо. Потом повторил тихо:

— Очень плохо, Ник. Я жил, как мальчик на побегушках. Как сирота, которого из милости взяли в дом. Нет, напрямую ничего такого не говорилось, но все время… Как бы это сказать… Витало в воздухе. Там тесть всем заправляет, он хозяин положения. И нрав у него довольно крутой, если мягко сказать. Никто ему даже словом возразить не смеет, все приказа слушаются. Представляешь, как можно жить бок о бок с таким тираном? Каково это — полностью от него зависеть? Я предлагал Марине уйти и жить самостоятельно, но она с детства привыкла к отцовской властности, ее все устраивало.

— Значит, твою жену зовут Мариной?

— Да.

— Она тебя очень любит?

— Но мы же сейчас не об этом говорим, Ник. Ты спросила, как я жил, и я тебе рассказываю.

— Да, извини, пожалуйста. Продолжай.

— Да чего там продолжать… Все и без того ясно. Тесть на меня давил, унижал, а я, как идиот, плясал под его дудку. Ох, как я себя проклинал, если бы ты знала! Не знаю, что на меня нашло, зачем женился. Таким идиотом себя потом чувствовал. Думал, убегаю от нищеты, а на самом деле убежал от самого себя.

— Убегаешь от нищеты? Ты хочешь сказать, что женился на Марине по расчету?

— Да, каюсь, именно по расчету женился. И тебя предал, каюсь. За это меня жизнь и наказала. Нельзя жить без любви, я потом понял, ох как понял, через себя все свои дурацкие расчеты по капельке пропустил. Однажды утром встал, и одна только мысль в голове: все, не могу больше. Надоела эта немецкая муштра, тесть этот со своим вечным недовольством. И я принял решение — надо бежать. И назад не оглядываться. Бежать, бежать от них сломя голову! Хотел один уехать, но разве от них сбежишь? Марина от меня — ни на шаг. Даже с отцом поссорилась. Он ее не пускал, но она все равно со мной уехала. Не понимаю зачем. Почему она за меня так цепляется? Еще и упрекает все время, что родить не может. Потому, видишь ли, не может, что я ее не люблю. А может, это правда, не знаю. Наверное, дети только от любви рождаются.

— Ну, если бы это было так.

— Но ведь у нас с тобой так?

— Давай не будем об этом, Антон.