Волосы Береники

— Я понимаю, Володя. Давай через полчаса, а? Видишь, меня Всеволод Григорьевич к себе вызывает. Полчаса договор потерпит?

Володя кивнул, едва заметно дернув уголком рта, что могло означать только одно: устроили, мол, семейные разборки не вовремя, а мне потом отвечай.

В принципе, Володя был прав. А с другой стороны — впервые такое случилось, чтобы Сева был так раздражен. Когда-то они на берегу договорились, что на работе — никаких эмоций. Вошли с утра в офис — отношения сугубо деловые и конструктивные. Да и вообще не свойственно было Севе такое раздражение.

— Заходи, Ника. Дверь за собой закрой. Садись, — сухо приказал Сева, откинувшись на спинку кресла и глядя куда-то в сторону.

Ника тихо опустилась на стул, глянула мужу в лицо. Плохое было лицо, желто-серое, непроницаемое и в то же время немного растерянное. Такое лицо бывает у человека, только что узнавшего о себе крайне неприятную и обидную вещь.

— Что случилось, Сева? — осторожно спросила она.

И догадалась вдруг — да, случилось. Неприятная вещь случилась, мерзкая даже. А с другой стороны, эта вещь была всего-навсего правдой, которую неизвестный правдоискатель выволок на свет божий. Вон она, та самая правда, в конверте, у Севы под рукой.

— Посмотри, — протянул ей Сева через стол конверт. — Что это такое, а?

В конверте были фотографии. Много фотографий. Вот они с Антоном сидят в кафе, он держит ее за руку. Вот они идут, обнявшись, по улице. Вот садятся в ее машину. А вот уже целуются — ее голова запрокинута, пальцы Антона красиво оплели затылок, утонули в рыжих волосах. Нике даже подумалось отстраненно: красивый кадр, как в кино. Вот заходят в подъезд дома, где живет мать Антона.

Пока она перебирала фотографии, Сева смотрел на свои руки, сжатые в замок. Наверное, ждал объяснений. Или эмоций каких-то. Может, хотел, чтобы она разрыдалась, нервно начала рвать эти фотографии. А может, как-то по-другому прореагировала. Ну хоть что-нибудь! Только бы не молчала.

— Тебе нечего мне сказать, да, Ника? — прервал он тяжелое молчание.

— Нечего, Сев. Правда нечего.

— И даже легенды нет?

— Какой легенды?

— Ну я не знаю. Например, случайно в кафе одноклассника встретила. Или институтского товарища.

— Да, именно так. Да, он мой одноклассник, это правда. И даже когда-то в институте вместе учились. Недолго, до первой зимней сессии.

— И дальше что?

Ника пожала плечами, сложила все фотографии аккуратной стопкой, сунула обратно в конверт. Надо было отвечать на Севин вопрос, но как на него ответишь? Что дальше? Если бы знать, что дальше. Это уж теперь ему решать, что дальше.

— Ладно, понятно все с тобой, — тоскливо произнес Сева, даже слишком тоскливо, с ноткой обреченности. — Знаешь, я тебя даже как-то понимаю. Я и сам не знаю, как бы повел себя на твоем месте. Да и на своем-то — не знаю. Наверное, надо скандал закатить, да? Или… Что еще полагается в таких случаях? На дверь указать? Самому уйти, хлопнув дверью?

— Не знаю. Наверное, мне надо плакать и просить у тебя прощения. Я не знаю, Сев. Как-то это все…

— Противно, да?

— Да, именно так. Противно. Да, я совершила ужасное свинство по отношению к тебе, но я… Я…

— Что — ты? Договаривай.

— Я поняла, что люблю тебя. Только тебя.

— Глупо звучит, Ника, согласись. Ты решила таким способом проверить, любишь ты меня или нет? Хотя, как легенда, звучит вполне убедительно. Но все равно — глупо.

— Да, согласна. Глупо звучит. Можно, я лучше пойду, Сев? У меня там Володя с договором. Давай дома поговорим?

— Да, мне тоже пора ехать. У меня встреча назначена. К сожалению, дела не отменишь, нашим партнерам неинтересны семейные разборки. И, если честно, я очень хочу сейчас уехать, мне трудно с тобой разговаривать. Не готов я к такому событию оказался, не ожидал. С мыслями собраться надо. Или напиться, на крайний случай.

— Не надо… Ты ж за рулем.

— Я в курсе. Спасибо за проявленную заботу. Ладно, разбежимся по делам. Иди занимайся договором.

Ника плохо помнила, как провела остаток дня. Все время казалось, что мелькают перед глазами снимки, которые остались лежать в Севином кабинете, аккуратно сложенные в конверт. Выходит, кто-то следил за ними? Фотографировал издали? Но кто и зачем?

Впрочем, никакими расследованиями заниматься ей не хотелось. Какая разница, кто это сделал и зачем. Главное, цель достигнута, неверная жена выведена на чистую воду. А нюансы душевных переживаний неверной жены никого не волнуют, да и что они есть такое — нюансы? Главное, правда восторжествовала. Вор должен сидеть в тюрьме, и точка.

Домой Ника потом ехала, как на голгофу. Страшно болела голова, и очень хотелось упасть в постель, но Маргарита Федоровна вышла ее встретить, сообщила с улыбкой: