В голосе приора явно звучал намек на нечто, известное обоим спорщикам.
– Все зависит от того, на что направлен наш дар: на добро или зло. Так, воинственность и смелость могут помочь в нашей борьбе за освобождение Гроба Господня, но могут привести к убийству невинных. Не только наши молитвы, но и наш пример, брат, подталкивают падшего человека, ставшего жертвой греха, к покаянию и к исповеди. Поэтому мы должны быть очень осторожны, ибо сложно отличить добро от зла, – монотонно и почти равнодушно отвечал Клемент.
– Я не согласен с тобой, брат мой. Наш обет, наша вера говорят нам, что мы не можем сидеть сложа руки и должны бороться со злом. По мне, так лучше согрешить, чем безвольно злу попустительствовать из-за страха ошибиться! – повысил тон Бенедикт.
– Правда настолько спуталась с ложью, что даже в самые тягчайшие моменты бытия человек не способен отличить одну от другой, – в ответ голос Клемента зазвучал тоже громче, выдавая волнение его обладателя, – и самое главное, что здесь, внизу, в нашем дольнем, земном мире, опутанном грехами, преступлениями, именно ложь, а не истина зачастую становится спасением.
– Значит, ты оправдываешь их?
– Я никого не оправдываю, потому что я никого не сужу, – возразил хранитель библиотеки.
– Ну а если я решу, что должен поставить в известность Рим?
– Ты можешь ставить в известность кого угодно, – спокойно парировал Клемент, – это твой выбор и твое право.
В этот момент ветер зашуршал опавшей листвой, собеседники обернулись и вопросительно уставились на Бернара. Тот же сделал вид, что только что появился, и, склонив голову, прошествовал мимо Клемента и приора Бенедикта. Но как он ни старался изображать спокойствие, в душе бушевали самые разноречивые чувства. Что-то не то происходило в их обители, и это все явно было связано с приездом Ожье и старинными певческими книгами…
* * *
Из комнаты для встреч с заключенными следственного изолятора вышли скромно одетые мужчина и женщина, по всей видимости, супруги и не здешние. «Родители Ники», – пришло в Настину голову. Теперь был ее черед. Она зашла, и вид Ники ее поразил. Гречанка осунулась, под глазами залегли темно-синие круги, васильковые глаза стали по-настоящему бездонными.
– Здравствуй, Настя. Спасибо, что пришла. Честно говоря, не ожидала, что откликнешься на мою просьбу. На самом деле, кто я тебе? – торопливо, словно боясь остановиться, выпалила Ника.
– Я пришла, это были твои родители?
– Да, я так рада и не рада. Бедняги! Навещать дочку в тюрьме! Ощущение, как в дурном сне!
– У тебя есть адвокат?
– Есть, и не какой-нибудь, а очень известный. Хотя абсолютно не знаю, кто его нанял, не родители же Магнуса?
– Не думаю, – удивилась Настя, хотя одна идея промелькнула в голове.
– Естественно, они точно от счастья прыгают! – с горечью произнесла Ника, и ее глаза резко увлажнились.
– Не о них сейчас речь, мы должны понять, что случилось. Эта история с завещанием правда? Ты знала, что Эдуард хотел его изменить? – Настя понимала, что говорила жестко, но другого выхода у нее не было. Сочувствием и слезами Нике не поможешь.
Ника молчала.
– Мне нужна правда, иначе я не смогу тебе помочь!
– Почему ты думаешь, что сможешь мне помочь? Кто ты на самом деле, Настя?