– История эта непростая. Давным-давно ее из поколения в поколение передавали коптские епископы Агры. Но ситуация усложнилась после прихода мусульман. И в этот момент последний епископ решил, что святыня должна покинуть Агру и быть передана в руки собратьев по вере. Между коптскими священнослужителями разгорелся спор. Одни настаивали на передаче святыни православным монахам Константинополя или Святой лавры на горе Афон. Другие считали, что она должна отправиться как можно дальше на Запад, где риск попадания ее в руки мусульман гораздо меньше. Не буду тебя посвящать во все подробности, но вторая партия победила, и больше ста лет назад в наш монастырь прибыла секретная делегация коптов. С тех пор мы верны данной коптам клятве: охранять святыню как от неверных, так и от любых земных властителей, которые могут использовать ее во зло.
– Но вы передали тонарии посланникам Сюжера! Вы нарушили клятву? – воскликнул Бернар.
– Ты думаешь, пергамент, каким бы прочным он ни был, мог пронести тайну через столетия?
– Нет, – медленно произнес санитарный брат, в глазах которого промелькнула смутная догадка.
– Сын мой, только камень способен сопротивляться ветру вечности!
– Только камень, так, значит, переданные тонарии…
– Тонарии – это очень ценные и древние книги, в которых записаны самые чудесные песнопения нашего монастыря. И в них есть толика той Божественной музыки, которую так ищет Сюжер, как и в любой церковной музыке. Аббату Сен-Дени стало известно о существовании тайны по неосторожности брата Одилона, но он сделал ложный вывод. Ему всегда была присуща самонадеянность и поверхностность суждения, – не без презрения махнул рукой настоятель.
– Значит, поэтому брат Одилон просил у вас прощения? За разглашение тайны? Он говорил о гордыне!
– Это была неосторожность, а вовсе не гордыня, и я давно простил брата Одилона, – покачал головой аббат.
– Почему Клемент назвал бродягу «мой дорогой Гийом»?
– Потому что предательски убитый бродяга и был настоящим Гийомом Ожье, – просто ответил Петр Достопочтенный.
– Настоящим Гийомом Ожье, – медленно, словно привыкая к этой мысли, произнес инфирмариус, – тогда кем был тот, другой, которого мы принимали как почетного гостя в нашем монастыре?
– Одним из шпионов Сюжера, выдававшим себя за теолога. По моим сведениям, это рыцарь-госпитальер, недавно вернувшийся из Святой земли и входивший в ближайшее окружение короля.
– Тонзура, – прошептал Бернар, – теперь понятно, почему она была свежевыбрита.