– Почему ты мне не говоришь правды? – воскликнул он.
– По той простой причине, что она мне неведома, – успокаивающим голосом начал Бернар, – на его теле ничего, ровным счетом ничего не указывает, что смерть эта неестественная.
– Ничего не указывает! Конечно, ничего не указывает! – Руфин истерически расхохотался резким, кудахтающим смехом, следом так же невпопад расплакался.
– Тебе тяжело, брат мой, – прикоснулся к нему Бернар.
– Не дотрагивайся до меня! – отпрыгнул от него ученик теолога, потом, внезапно успокоившись, шепотом, от которого у Бернара пошли мурашки по коже, произнес: – Как ты не понимаешь! Ему просто приказали умереть! Вот так просто… приказали умереть!
Смерть учителя явно оказалась слишком тяжелым испытанием для Редналя. Он схватился за голову, зашатался и с полубезумным видом вновь уставился на тело Ожье.
– О, горе мне! Что же делать, что же мне делать? – простонал он и выскочил прочь. Только в этот момент до Бернара дошло, что бледная маска на лице молодого человека была не признаком печали. Вовсе нет, и не грусть наполняла сердце Руфина Редналя, а душераздирающий, сводящий с ума ужас. И трясся он не за что-нибудь, а за собственную жизнь. Бернару стало не по себе. Он покрутил круглой головой, похлопал себя по щекам, словно он, а не Редналь только что был близок к обмороку, хлебнул из подвешенной на поясе фляги, с которой никогда не расставался, вина с пряностями. Сразу полегчало. Обернулся к помосту. Идея в голове созрела и оформилась окончательно. Тщательно омыл тело Ожье. Еще раз осмотрел. Вновь ничего особенного не заметил. Пара синяков на плече, явно кто-то его крепко держал, а он пытался вырваться. Санитарный брат покивал головой, словно соглашаясь с собственным заключением. Привычными жестами натянул на него рясу, сорочку сложил и спрятал за стоящими в углу бочками с водой. Закрыл умершего тем же холстом и вышел из помещения. На улице постоял с минуту и уже более решительным шагом направился к покоям аббата.
* * *
Утром на связь вышел Воскобойников.
– Ты что-то задержалась в Париже, – не без подозрения протянул он, – мы тут тебя с Максимом ожидаем, с французским у нас, сама знаешь никак, а у Тристана с английским напряг.
Тристаном звали руководителя гранта с французской стороны.
– Через два дня приеду, – пообещала Настя.
– Апартаменты твои готовы, – снова протянул, словно что-то ожидая, Сережка, – мы тебе самый классный номер выделили.
Настя усмехнулась про себя, представляя рыжего Воскобойникова, отвоевывающего лучший номер для своей Дульсинеи.
– Спасибо большое, Сережа, ты настоящий друг!