– Ты прав, – без слов понял Ансельм, – для разговора нам надо найти укромное место. У нас тут повсюду уши и глаза имеются, особенно вон те, хромоногие, – взглядом указал он в сторону ошивающегося рядом Иосифа. – Встретимся в сторожке рядом с садом, как только луна спрячется вон за тем дубом, договорились?
Бернар только кивнул в ответ. Но дойти до лазарета спокойно ему все равно не дали. Дорогу перерезал вездесущий Иосиф, не зря же он все время рядом околачивался.
– Правда, что Ожье убили? – запыхавшись, поинтересовался он.
– С чего ты взял?
– Ты, брат, не увиливай, я же тебе все как на ладони, как на исповеди, а ты меня даже в известность не поставил! – с обидой выговорил Иосиф.
– Сначала ответь на вопрос: почему ты решил, что Ожье убили?
– Да его ученик чуть за грудки с приором не схватился! Мол, убили его учителя и его, Руфина, порешить хотят.
– Теперь слушай внимательно, Иосиф, причина смерти теолога мне неведома, иначе я бы и сам заявил об этом во всеуслышание.
– Так его убили или нет? – растерялся слегка Иосиф.
– Не знаю, говорю тебе, не знаю, – раздраженно произнес Бернар, которому не терпелось самому найти ученика теолога и расспросить его поподробнее, – кстати, мне показалось, что Руфина на вечерней молитве не было?
– Остался в странноприимных покоях, говорит, что боится наружу выходить. И стражника к двери приставить потребовал, – сообщил ему Иосиф.
– Стражника, говоришь?
– Вот именно, за свою жизнь трясется, ученый человек, – с оттенком презрения отметил хромоногий брат, – как о греховности нижнего мира и о радости встречи с Всевышним рассуждать, так в первых рядах, а как о собственном путешествии в один конец речь зашла, как осиновый лист задрожал! Видать, не без греха!
– А кто без греха, Иосиф? – заметил Бернар и тихо добавил: – Я пойду, а ты пока особенно язык не распускай, кто его знает, кого и чего сейчас следует бояться…
* * *