Феофанов был родом из Мурманска и даже привычных к пронизывающей стуже петербуржцев считал неженками, что тут говорить о французах? Несмотря на нелюбовь к промозглой сырости местного климата, с местностью он уже освоился и вел машину как местный житель. От вокзала Масона до Клюни они добрались за двадцать минут. Им выделили номера в студенческой резиденции, недалеко от школы. Насте достался номер с окнами в тихий дворик. Квартирка-студия оказалась очень даже уютной: крошечный салон со встроенной кухней, спальня и туалет с душевой. Она быстро засунула дорожную сумку в платяной шкаф, привела себя в порядок и спустилась вниз. Еле выдержала экскурсию по школе, знакомство с персоналом, из всего океана новых лиц запомнился только Тристан. Что, впрочем, было неудивительно. Француза в любой толпе сложно было не заметить. Рослый блондин с голубыми глазами и голливудской улыбкой покорителя женских сердец отличался к тому же любезностью и каким-то особым шиком. Настя исключением из правила не оказалась и сразу же расположилась к руководителю их проекта, поэтому его объяснения слушала внимательно. На все остальное реагировала незаинтересованно, к великому огорчению Воскобойникова. Охваченная охотничьим азартом, она не могла дождаться восьми часов вечера и встречи с Никой. Наконец все отправились ужинать, а Настя под удобным предлогом дорожной усталости ускользнула и отправилась к гречанке. Та жила в четырехэтажном строении в десяти шагах быстрой ходьбы. Позвонила по домофону и поднялась на второй этаж. Навстречу Насте вышла девушка: хрупкая, легкая, с длинными, цвета спелой пшеницы волосами и вопросительным взглядом удивительно-синих глаз.
– Это вы Ника?
– Я, – подтвердила девушка, – а вы Настя. Не ожидала такой скорости, – то ли с осуждением, то ли с раздражением добавила она.
– Завтра будет много работы, я и так припозднилась, так что сегодня было проще всего! – призналась Настя.
– Понятно, – хмыкнула та в ответ.
– Я очень рада, что застала вас! – с энтузиазмом воскликнула Настя.
Ника казалась существом эфирным и почти прозрачным. Однако первое впечатление было, как ему и полагается, обманчивым. Насте это было уже известно. Сцены похорон Магнуса были немыми, но и без звука было понятно, что Ника свои интересы отстаивать умела.
– Меня ждет срочная работа, поэтому если бы ваши вопросы были покороче, меня бы это устроило, – совершенно безапелляционным тоном заявила гречанка.
– Один из моих друзей связал меня с Эдуардом, и я надеялась, что он мне поможет в моей работе.
– Эдуард мертв, – холодно ответила Ника.
– Но вы имеете доступ к оставленным им документам, мне бы очень помогло… – начала была Настя.
– Я уже вам сказала, что компьютер Эда пропал, – на этот раз некое подобие человеческого прозвучало в дрогнувшем голосе Ники.
– Но, возможно, остались записи?
– Кто вы такая, чтобы я вам дала его черновики?
– Никто, – грустно подтвердила Настя, лихорадочно выбирая тактику поведения с несговорчивой подругой погибшего.
– Тогда и разговор ни о чем! – отрезала Ника.
– Подождите, я очень нуждаюсь в вашей помощи и записях Эдуарда! Моя работа близилась к концу, и я очень рассчитывала на него! Защита через два месяца! И тут его трагическая гибель! Я в полном отчаянии! Место на кафедре освобождается, а я так надеялась его получить! Я так устала от подработок, всех этих технических переводов, это совершенно не мое! И все эти временные контракты, бегание по ученикам! – Настя говорила это искренне, даже глаза увлажнились. Ей и на самом деле в этот момент казалось, что ничего важнее в ее жизни не было и нет, чем эта полностью выдуманная защита несуществующей диссертации. Спасибо Станиславскому! Настя внутренне поблагодарила Семена Семеныча, на уроки театрального искусства которого ее занесло в далеком студенческом прошлом. Семен Семеныч был ярым поклонником Станиславского и считал, что актер должен жить на сцене.
Взгляд синих глаз смягчился. Гречанке было все это ой как знакомо. Благодаря Бодлеру Столетова знала, что Ника активно подрабатывала, где могла: от «Макдоналдса» до вечерних сидений с детьми. Вельтэн прекрасно зарабатывал, но расходы предпочитал делить пополам, рассчитывая все до последней копейки. Короче, «был еще тот жмотюга», пронеслось в Настиной голове, хотя о мертвых было положено говорить или хорошо, или ничего. Тем более половину своего имущества он оставил именно Нике. Но, глядя на хрупкую девушку, которой в поисках работы и места под солнцем пришлось покинуть погруженную в глубокий кризис Грецию, Настя подумала, что Вельтэн вполне мог быть попонятливее при жизни. Родители Ники помочь ей ничем не могли, работал только отец, семья выкручивалась как могла. Ника была старшей, среднему брату было четырнадцать и младшим мальчикам-близняшкам – по восемь. Поэтому Ника ухитрялась еще и отсылать деньги своим.
– Хорошо, проходи, – перешла на «ты» Ника, признав в Насте товарища по несчастью.
Столетова не заставила себя ждать и проскользнула внутрь.