– Спасибо! – с чувством поблагодарила она. Надо было по максимуму использовать появившуюся возможность. Ника оттаяла, но могла быстро заледенеть снова. В крошечном салоне царил беспорядок, повсюду стояли картонные коробки, только письменный стол был тщательно убран. Насте было известно, что Ника переместилась на эту квартиру после смерти Вельтэна. Что было понятно, не каждый сможет оставаться в апартаментах, в которых произошло убийство. Глаза сразу выхватили несколько фотографий. Вельтэна на них не было. С глаз долой – из сердца вон? Или что-то другое? Гостья скорых выводов предпочитала не делать. Истинная любовь и печаль никогда не были показными. Хотя на заметку отсутствие образов погибшего возлюбленного взяла.
– Располагайся, – пригласила Ника, указывая на низкую софу, – что-нибудь выпьешь?
– Стакан воды, в горле пересохло.
– Как хочешь, а я мартини, у меня тоже в горле пересохло.
Гречанка налила стакан воды Насте, себе плеснула мартини и устроилась напротив.
– Так ты сотрудничала с Эдом?
– Скорее надеялась на его помощь.
– Эд и помощь? – подняла брови собеседница. – Никогда не видела его в роли доброго самаритянина.
– Ты права, речь скорее всего шла о взаимовыгодных деловых отношениях, он мне помогал с моей работой, а я копировала для него некоторые древнерусские и древнеболгарские документы из архивов Эрмитажа, – выдумывала на ходу Настя, – а мне можно мартини?
– Конечно, – улыбнулась Ника, – тебя, наверное, удивляет, что я так говорю об Эде?
– Удивляет? – сделала непонимающий вид Настя.
– Ну, что не рассказываю сказки о том, какой он был замечательный и всем помогал и что весь мир потерял удивительно доброго и великодушного человека, – объяснила гречанка, – а я не хочу. Эд был классным, с ним было интересно, неожиданно и я чувствовала себя сильной. Но он никогда не был ни добрым, ни щедрым, сам признавался, что эгоист и что наш союз – союз двух эгоистов, которым комфортно друг с другом! А теперь я одна! Наверное, это и есть наказание, и я его заслужила!
Теперь в голосе Ники послышалась боль, и Столетова впервые поняла, что ее собеседница страдает, и грусть ее не поддельная, не по обстоятельствам и для приличия, а самая настоящая, идущая от сердца. Вечером у себя в номере разложила черновики де Вельтэна. Искренне пожалела, что рядом не было Бодлера. Большая часть была заполнена формулами, чертежами и совершенно непонятными замечаниями. Если и встречались более-менее внятные строки, то они были слишком отрывочными, чтобы составить хоть какое-то впечатление. Но, отставив в сторону сомнения, она героически принялась за работу.