Волшебная нить (СИ)

Она заметила в углу гостиной юношу, который был одет светски и не участвовал в общем бедламе. Юноша был ей незнаком, и при этом черты лица его волновали, вызывали в памяти давно забытый, любимый образ. Кто он? Полагая, что он невидим, незнакомец пристально смотрел на Катю, и обмануться было невозможно: его взгляд пылал страстью.

Невольно прижав пальцы к вискам, Марья Алексеевна присела на кушетку. Страшная догадка готова была облечься в мысль: ужели этот славный юноша - его сын? И он влюблен в Катю?! Возможно ли? Какая прихотливая игра судьбы! Потрясенная дама еще раз взглянула на незнакомца. О нет! Эти губы, их томительно-чувственные очертания, так знакомы ей! И глаза - Марья Алексеевна ничуть не сомневалась, хотя не могла этого видеть - синие, непременно синие, как небо. Вот только волосы у юноши много темнее, чем у того, кого она любила когда-то...

- Маменька, вам не весело? - услышала она над собой и вышла из задумчивости.

Катя присела рядом, изящно согнув ноги в уланских рейтузах и сапогах.

- Катя, кто этот юноша, что прячется ото всех в углу? - спросила Марья Алексеевна.

- Он не прячется. Лев Сергеевич не захотел рядиться, вот и скучает.

Девушка силилась говорить с деланной небрежностью, но краска на лице изобличала ее. У Марьи Алексеевны не осталось сомнений: юноша - его сын, он влюблен в ее дочь, и Катя к нему неравнодушна. Можно ли вообразить более чудовищный пассаж?

Ее размышления были прерваны неожиданным приездом Василия Федоровича. Все в доме знали, что он не терпел чужих людей, к тому же была ночь, он устал от дороги. Едва Базиль появился в дверях гостиной, веселье стихло, дворня поспешила ретироваться, чтобы не попасть под горячую руку барина.

Василий Федорович скроил недовольную гримасу и тотчас вышел, велев слуге приготовить постель. Гости потянулись к дверям. Наташа поторапливала отстающих:

- Теперь едем к Львовым!

- У Львовых одна тетушка зимует, - возразили девицы Волковские. Они решительно осмелели в отсутствии матери (та вынуждена была отказаться от катания по гостям, ведь развлекалась только молодежь).

- Едем в Сосновку, к Бронским! - предложил кто-то, и Марья Алексеевна заметила, как вздрогнул юный Лев и тревожно оглянулся на Катю.

- Дальняя дорога, - выразила сомнение Наташа. - Покуда доедем, утро будет.

Сошлись на том, что пора возвращаться домой, и стали прощаться с любезной хозяйкой. Когда уже все вышли в переднюю и разбирали шубы, Марья Алексеевна спросила у дочери:

- Я полагаю, ты останешься?

Девушка умоляюще взглянула на мать.

- Но, маменька, мне надобно переодеться и вернуть мундир!

- Однако ты загостилась, хорошо ли?

Ей не хотелось отпускать Катю с юным Бронским: от него исходили опасные токи. Марье Алексеевне был знаком этот огонь в глазах...

- Можно послать человека, - добавила она.

Вмешалась Наташа:

- Марья Алексеевна, голубушка, отпустите Катю еще на денек! Назавтра у нас намечен домашний спектакль, без Кати никак!

Пришлось согласиться. Силясь не видеть, как вспыхнули радостью Левушкины глаза, Марья Алексеевна тихо проговорила:

- Будь осторожна, дитя. Мое сердце чувствует беду. Возвращайся поскорее. Мне надобно кое-что тебе рассказать. - И уже громче добавила: - Когда прислать за тобой экипаж?

- Не надобно, доставим сами! - опять встряла Наташа.

- Я все исполню, маменька! - обещала Катя, обнимая и целуя Марью Алексеевну, а затем поспешила за Наташей.

Хозяйка вышла на крыльцо проводить гостей, которые шумно рассаживались по саням. Кутаясь от холода в шаль, она прилежно наблюдала за движениями, взглядами, жестами Бронского. Юноша подсаживал Катю, укрывал ее медвежьей полостью, и его мало занимало, что происходит вокруг. Сомнений не оставалось: он влюблен в Катю и влюблен страстно, мучительно, пылко. Как и его отец когда-то...

Вернувшись к себе, Марья Алексеевна долго не могла уснуть. Она размышляла об опасности, которая угрожает ее дочери. Как уберечь бедную девочку от разочарования, боли, страдания? Что сделать? Она знала, что слова не помогут: чужой опыт никого еще не спасал от беды. Промучившись до утра, Марья Алексеевна пришла к единственно верному решению...

19.

К утреннему чаю Базиль вышел пасмурный и раздраженный. Марья Алексеевна же была задумчива и бледна. Василиса внесла дымящийся самовар, поставила его на серебряный поднос и, поклонившись, вышла. Обычно чай разливала Катя.

- Вольно вам, сударыня, отпускать девицу Бог весть куда без всякого сопровождения, - наливая себе душистый напиток, проворчал Василий Федорович.

- Не одна она, с Настей, - занятая своими мыслями, дама не сразу нашлась, что ответить.

- Экая препона искусителям! Да вам, верно, начхать, сударыня, с кем ваша дочь и чем занимается! Давеча имели случай наблюдать! Потворствуете во всем...

Марья Алексеевна давно привыкла к ворчанию вечно недовольного сожителя, потому и не придала значения его тону. Ее переполняли чувства противоречивые, решение не шло из головы. Потому она встрепенулась вдруг и светски произнесла:

- А знаете ли вы, кто был здесь вечор среди гостей? Бронский-сын. Лев Сергеевич.