Волшебная сказка Томми

Теперь мы смеялись оба. Это наша коронная фраза. Мы повторяем ее постоянно. И дело не в том, что нам обоим ужасно нравится тот анекдот про спички. Просто это первое, что мы сказали друг другу в плане вербального взаимодействия на той вечеринке в «Планете Голливуд». Я вышел из туалета, и мне ужасно хотелось курить, но зажигалка куда-то делась, и я уже отчаялся ее найти, и тут я вижу, что Сейди беседует с каким-то парнем, и подхожу к ним и спрашиваю у него: «У тебя есть спички?» А он смотрит на меня, такой весь серьезный, красивый и интересный, и говорит: «Есть. Но я все равно люблю мальчиков».

Вот тогда я и понял, что он мне нравится.

Он мне понравился сразу — и нравится до сих пор. Он улыбнулся и принялся меня щекотать, и я подумал: какого черта?! Что я пытаюсь себе доказать?! Он потрясающий, Чарли. Он самый лучший.

И я вдруг осознал, что, несмотря на все устрашающие размышления, о которых я говорил раньше, на самом деле все не так страшно. И не надо преувеличивать. Все хорошо. Надо расслабиться и получать удовольствие. Тем более что у меня выходной.

Да.

Замечательно.

Все именно так, как должно быть.

Однако меня все равно угнетал вопрос о принадлежности члена. Рука Чарли скользнула по вышеназванному предмету, а потом он убрал руку из-под одеяла и принялся снова тереть глаза. Но сперва посмотрел на меня и спросил:

— Ты вчера на какой был планете? Имени Джеки Коллинз?

Мы опять рассмеялись. Я покраснел от смущения. Я люблю Чарли. Он привстал, опираясь на локоть, и поцеловал меня в макушку. Я на секунду закрыл глаза, а когда открыл снова, Чарли смотрел на меня. Его взгляд был внимательным и печальным, губы — слегка приоткрыты, как будто он собирался сказать что-то важное.

— Мне бы очень хотелось, чтобы он был моим, Томми.

Это у Чарли такая привычка: заводить разговор о вещах, на которые я обязательно отреагирую неадекватно, и он это знает. Хотя, может быть, и не знает. Может, поэтому он и заводит подобные разговоры. Мне так не хотелось его обижать. Но ведь он должен был догадаться, что мой ответ явно ему не понравится. Я тяжело сглотнул, лихорадочно подбирая слова, но Чарли меня спас. Он сказал:

— Не волнуйся, я знаю, что он не мой.

— И твой тоже, но только немножко, совсем чуть-чуть, — прошептал я.

А потом сел на постели, сбросив на пол одеяло, и положил член на ладонь.

— Он твой вот на столько. — Я отмерил кусочек большим и указательным пальцем.

Чарли улыбнулся.

— А ничего так кусочек, большой, — сказал он, прижав голову к моему животу.

— Там еще много чего интересного. — Я подтолкнул его голову вниз, пока он не успел ничего сказать.

Да, Чарли, он офигительный.

2. Финн

Финн сидел вырезал картинки из журнала «Hello!» и наклеивал их на большой лист желтой бумаги. На данный момент он уже разобрался с большей частью членов норвежской королевской фамилии и с полным набором телеведущих, которые собрались в «лучшем лондонском ночном клубе» (sic), чтобы отпраздновать выход в свет первого опыта в области беллетристики, предпринятого кем-то из их телебратии (секс-триллер, действие которого разворачивается — кто бы сомневался — в гулких коридорах и задних проходах большой телестудии, хотя, к сожалению, «задних проходах» вовсе не в анатомическом смысле). Коллаж получался причудливо-замысловатым. Этакая мешанина лиц: бледные скандинавы, неулыбчивые и чопорные, рядом с потными, искусственно загорелыми телеведущими с улыбкой во все тридцать два зуба. Финн объяснил мне свою концепцию, и я вновь поразился его философскому подходу к жизни.

— Я клею их рядом, тех, которые улыбаются и которые не улыбаются, чтобы показать, что иногда жизнь бывает веселой, а иногда — грустной. И когда тебе грустно, огорчаться не надо, потому что уже очень скоро ты будешь опять улыбаться, и что-нибудь пить, и обнимать своих лучших друзей, — сказал он, не отрываясь от своего занятия.

— Доброе утро, Финн. Как жизнь молодая? — Я взял чистый стакан и направился к холодильнику. Полжизни за апельсиновый сок.

— Жизнь нормально. Спасибо, Томми. — Он посмотрел на меня и улыбнулся. — Похоже, ты хорошо провел ночь. — Он резко втянул носом воздух, как будто хотел еще что-то добавить, но потом передумал и принялся рассматривать фотографию симпатичного солиста одной молодежной группы, которого собиралась разоблачить некая бульварная газетенка, но он их опередил и выступил с саморазоблачением «добровольно». Финн тихо выдохнул и еще пару минут сидел молча.

— Видишь этого парня? Раньше он делал то самое с девчонками, а теперь делаете мальчиками.

— Знаю, — сказал я, задумчиво обозревая последствия глобальной кулинарной катастрофы в холодильнике. — И это правильно, правда?

Финн опять посмотрел на меня. Посмотрел очень внимательно. К уголкам его рта прилипло несколько хлебных крошек.

— А ты делаешь то самое с девчонками, Томми?

Ну вот, начинается, подумал я. Ступаем на скользкую почву.

— Да, Финн, делаю. Иногда. А ты?

Он фыркнул и протер глаза — семейная черта.