Волшебник в одиночестве

Нита какое-то время тупо пялилась в Учебник, не слишком понимая, что именно она ищет. Она по-прежнему пыталась разобраться в том, что произошло этой ночью.

Было что-то такое в Дэрриле. Нита продолжала прокручивать в голове свои ощущения, чтобы подобрать правильное определение. Это не сила, не мощь в обычном понимании.

Она опустошила чашку с чаем, прежде чем подобрала слово, которое искала.

Невинность…

Вопрос детской невинности как раз занимал ее в последние дни. Ее собственное детство закончилось — и она воспринимала это скорее с облегчением из-за всего негативного, что в нем было. Но детство Дайрин еще было очень свежо в памяти; и любое соединение таких слов как «детство» и «невинность» в одном предложении заставило бы Ниту рассмеяться.

Судя по поведению своей сестры, Нита отлично знала, что большинство детей вовсе не были невинными.

Взрослые воспринимали детство как чистое, ничем не омраченное явление, в чем Нита вовсе не была уверена. Но лишь немногие взрослые, в том числе и школьный психолог, на которого так часто жаловалась Дайрин, могли вспомнить, что с ними действительно было в семь, девять или двенадцать лет.

Нита хорошо могла их понять. Многие происшествия в детстве причиняли боль, и взрослые делали с этими болезненными воспоминаниями то, что сделали бы и дети, если бы смогли: позволяли хорошим воспоминаниям вытеснить все плохое. О, моменты восторга, искренней радости действительно были, но взрослые не могли смириться с мыслью, что не все их детство было наполнено этим, что проблемы и невзгоды взрослой жизни — результат вмешательства Одинокой Силы — не возникли с началом взросления, а были с ними с самого начала. Несмотря на то, что дети пытались сказать им, взрослые все так же продолжали представлять детство в своих фантазиях как что-то абсолютно счастливое, как потерянный рай.

Но в совсем маленьких детях действительно было что-то такое, и Нита должна была признать, что замечала это иногда даже в Дайрин. Прошлой ночью, во сне, Нита смотрела в глаза Дэррила и видела то же самое — чистое, неомраченное восприятие мира, бесстрашие, поскольку не было еще причин для страха, и убежденность, что мир прекрасен и всегда будет таким…

Бедный мальчик, подумала Нита. Реальность разрушит его. Но воспоминание о его бесстрашном взгляде заставило ее задуматься о том, что реальность уже не раз пыталась ударить по нему — но, похоже, сама имела все шансы дрогнуть под его влиянием.

Хотела бы я на это посмотреть.

Нита принялась за очищение банана. Но, с другой стороны, Кит сказал, что он был с Дэррилом одновременно со мной, подумала Нита. Если он прав, с кем же я тогда общалась?

Она взяла кусочек банана и задумалась. И не только это странно. Это ведь Кит специально искал его. Если это действительно был Дэррил, почему я тоже встретила его?

Но, похоже, ответ на этот вопрос был ей известен.

Мы оба пытались отгородиться от мира… желая, чтобы нас оставили в покое.

Она покачала головой. Этим мы сделали себя еще более одинокими, чем были. Но волшебство лучше нас знало, как следует поступить.

Один одинокий волшебник нашел другого одинокого волшебника.

Нита какое-то время сидела, невидящим взглядом уставившись на кусочек банана. Окей.

Но тогда возникает еще один вопрос. Если это действительно Дэррил, то почему мои визиты в его миры настолько отличаются от того, что видел Кит?

Она автоматически взяла еще один кусочек банана, по-прежнему погруженная в размышления. Возможно, причина в том, что я не знала, что существо, пытавшееся связаться со мной, — аутист. Поэтому я восприняла окружающее именно таким, как его представлял Дэррил… только в доступном для моего понимания виде: несколько упрощенном, таком, каким его увидел бы напуганный ребенок. В то время как увиденное Китом более соответствовало его представлениям о ком-то, попавшем в беду…

Возможно, потому, что он с самого начала знал об аутизме Дэррила.