Волшебники

Джош, хотя и одевался всегда по форме, тоже выглядел как нарушитель: пиджак на нем был вечно измят, сидел косо или оказывался узким в плечах. Можно было подумать, что он делает это нарочно, как клоун. Джош, однако, хорошо знал — Квентин это понял только со временем, — что никто не принимает его всерьез, и момент, когда недооценившие его люди спохватывались, доставлял ему искреннее, слегка садистское удовольствие. Поглощенный собой меньше, чем Элиот или Дженет, он был самым наблюдательным в группе, и от него мало что ускользало. Несколько недель он только и ждал, что Пенни свихнется, сказал Квентину Джош.

— А ты думал! Парень ходил, как сплошная загадка, пришпиленная степлером к тикающей часовой бомбе. То ли кинется на кого-то, то ли блог заведет. По-своему я даже рад, что он кинулся.

Джош в отличие от других физиков ничем особенно не блистал, но демонстрировал недюжинное мастерство во всем, чем неспешно овладевал. На первом курсе он, как рассказывал Элиот, добрых полтора месяца не мог сдвинуть с места стеклянный шарик, но уж когда сдвинул, шарик разбил окно и ушел глубоко в ствол клена — где, вероятно, и теперь пребывает.

Родители Дженет, адвокаты высокого голливудского полета, были очень богаты. В Лос-Анджелесе с ней нянчились разные знаменитости — под нажимом, весьма умеренным, она даже говорила, кто именно. Наверно, поэтому она вела себя как актриса, была самой заметной из физиков и за обедом всегда произносила какой-нибудь тост. Парней она себе выбирала кошмарных — их единственной хорошей чертой было то, что долго они у нее не задерживались. Худенькая и плоская, она умела себя показать в самом выгодном свете. Форму она посылала домой, чтобы подогнать по фигуре, но самым сексуальным в ней был засасывающий, широко распахнутый взгляд.

Взбесить она могла так, что даже друзья еле сдерживались, зато и скучать не давала. Страстное, верное и нежное сердце обеспечивало ей повышенную ранимость — а когда ее ранили, она тут же давала сдачи. Мучая всех вокруг, сама она страдала еще сильней.

Даже став физиком, Квентин проводил много времени с прочими третьекурсниками: сидел с ними на лекциях, работал на ПЗ, готовился к экзаменам, обедал в столовой. Лабиринт перепланировали — так, оказывается, делалось каждое лето, — и весь курс неделю изучал его заново, перекликаясь через высокие стенки.

Отпраздновали осеннее равноденствие; викканское[14] течение в Брекбиллсе было довольно сильным, хотя всерьез эту байду принимали разве только натуралисты. Все было на уровне: костер, музыка, плетеный человек. Иллюзионисты устроили световое шоу. Все рассопливились на холоде и разрумянились от костра. Квентин и Элис произвели фурор, научив остальных огненной каллиграфии, Аманда Орлов призналась, что последние пару месяцев втихую готовила медовуху. Студенты, напившись сладкой, шипучей, противной браги, назавтра чуть не простились с жизнью.

Заучивание жестов и мертвые языки — хотя их, видит бог, хватало и в этом семестре — немного потеснились в пользу прикладной магии. Месяц они занимались азами архитектуры: укрепляли фундаменты, делали крыши водонепроницаемыми, чистили сточные канавы от листьев — все это в сарайчике чуть больше собачьей конуры. Одно-единственное заклинание, оберегающее крышу от молний, Квентин запоминал три дня, отрабатывая перед зеркалом скорость, направленность и выразительность жестов. Текст на древнебедуинском тоже попортил немало крови, но наведенная профессором Марчем небольшая гроза свела на нет все усилия. Молния прошила крышу насквозь, и Квентин промок до костей.

Через вторник Квентин работал с Бигби, неофициальным руководителем физиков. Бигби, человек небольшого роста с влажными глазами и седым ежиком, любил наряжаться в длинный викторианский плащ. Маленький горб отнюдь не делал его калекой. У Квентина создалось впечатление, что Бигби — политический эмигрант: тот постоянно бубнил о заговоре, жертвой которого стал, и был уверен, что когда-нибудь вернет себе власть. Держался он с заносчивым достоинством обиженного интеллигента.

На одном семинаре — специальностью Бигби были до смешного трудные чары, трансмутирующие химические элементы на квантовом уровне, — он сунул руку сначала за одно плечо, потом за другое и что-то там отстегнул. У Квентина это вызвало ассоциацию с женщиной, расстегивающей лифчик. После этих манипуляций за каждым его плечом возникли по два крыла наподобие стрекозиных. Бигби с блаженным вздохом привел их в движение.

Радужные лопасти на миг превратились в размытое пятно и снова остановились.

— Извините, — сказал Бигби, — просто не мог больше вытерпеть.

Странностям Брекбиллса конца не предвиделось.

— Профессор Бигби, вы… Кто, собственно, — ангел? — Квентин понимал, что это невежливо, но не мог удержаться. — Вы эльф?

Бигби страдальчески улыбнулся, производя крыльями сухой хитиновый шелест.

— Пикси, точнее. — Это, кажется, слегка смущало его.