Надо признать, что меня поразило то, что он оказался способен на такое.
— Господин? — удивилась Феба, тоже не ожидавшая такой отповеди.
Юноша холодно смотрел на нее с высоты своего роста.
— Я прошу об использовании, — заикаясь, прошептала она.
— Ты настаиваешь на своей любви? — спросил он, держа свою раскрытую руку немного в стороне так, чтобы девушка могла ее видеть.
Рука была готова к действию, и Феба не могла не видеть этого. Парень, в случае необходимости, мог снова ударить ее.
— Нет, Господин, — поспешила заверить его она.
— Даже на любви рабыни? — уточнил Марк.
— Нет, Господин, — повторила девушка.
— В любом случае, — усмехнулся он, — любовь рабыни ничего не стоит, не так ли?
— Да, Господин, — прошептала Феба, глотая слезы.
С моей точки зрения, это было совершенно абсурдное утверждение, поскольку, любовь рабыни — самая чистая и самая глубокая любовь, которую только женщина может подарить мужчине. В конце концов, любовь делает женщину рабыней мужчины, цельность этой любви требует от нее, чтобы она и вправду стала его рабыней. Ни чем меньшим она попросту не сможет быть полностью и целиком удовлетворена.
— Значит, Ты больше не настаиваешь на своей любви, — заключил юноша, — даже на любви рабыни.
— Нет, Господин, — прошептала Феба.
— И что дальше? — небрежно поинтересовался он.
— Я умоляю о простом использовании, — всхлипнула девушка.
— Понятно, — усмехнулся Марк.
— Я — рабыня, находящаяся в отчаянном положении из-за своих потребностей, — сказала она, — прошу вашего милосердия. Вы — мой господин. Я прошу вашего сострадания и использования!
— Итак, — презрительно проговорил юноша, — косианская шлюха на коленях умоляет об использовании своего Господина из Форпоста Ара.
— Да, Господин! — признала рабыня.
— Тебе придется подождать, — отрезал Марк.
— Да, Господин, — простонала она.
— Я слышу музыку, там снаружи играют инструменты крестьян, как мне кажется, — заметил Марк, поворачиваясь ко мне. — Возможно, они устроили ярмарку или праздник, насколько это, конечно возможно в такие времена.
— Все может быть, — пожал я плечами.
— Так давай, пойдем и посмотрим, — предложил мой друг.
— Отличная идея, — кивнул я.
— О, да, — сказал он, а потом, посмотрев вниз, осведомился: — А что насчет этой рабыни?
Феба дернулась как от удара. Глядя на Марка, могло показаться, что она просто вылетела из его головы.
— Возьми ее с собой, — предложил я.
— Ты — необразованная и ничего не стоящая рабыня, не так ли? — поинтересовался юноша, свысока глядя на свою собственность.
— Да, Господин, — поспешила признать девушка, покраснев и задрожав от мучивших ее потребностей.
— Лучше бы, конечно, — задумчиво сказал Марк, — раздеть ее и оставить здесь, связанной по рукам и ногам.
— Возможно, было бы разумно найти рабское кольцо и приковать ее к нему цепью, — заметил я.
— Думаешь, что существует опасность того, что ее украдут? — спросил он.
— Да, — уверенно кивнул я.
— Ты, правда, думаешь, что она может для кого-то представлять интерес? — уточнил мой друг.
— Даже не сомневайся, — заверил его я.
— На ноги, — скомандовал он.
Феба, с горестным стоном, едва способная стоять прямо от одолевавших ее потребностей, поднялась на ноги.
— Там будет темно и толпа народа, — перечислил Марк, а потом, повернувшись к рабыне, поинтересовался: — Надеюсь, Ты не думаешь, что сможешь убежать?
— Нет, Господин, — заверила его она.
— Выпрямись, — приказал он ей, — расправь плечи, втяни живот, а грудь выпяти.
— Она настолько изысканна, — заметил я, — что торговля за нее началась бы как минимум с двух серебряных тарсков на любом рынке.
— Я не буду пытаться убежать, Господин, — сказала девушка.
— Интересно почему, — задумался Марк.
— Я в ошейнике, — пояснила она. — И на мне клеймо.
— Верно, — усмехнулся мой друг.