— Вижу, — кивнул парень, посмотрев в сторону ставшей совсем крохотной фигурки, остановившейся на гребне невысокого холма и устало опустившейся на колени, поставив ведра на землю, очевидно чтобы передохнуть.
— Но я тронут твоим беспокойством относительно суровости для нее моего наказания, — признал я.
Марк в ответ на это только молча пожал плечами.
— Возможно, это мотивировано твоей известной добротой к животным, — улыбнулся я.
— Возможно, — буркнул он.
— Но вот мне интересно, не было ли твое беспокойство, возможно, не вполне осознанно, мотивировано, по крайней мере, частично, определенным разочарованием, которое Ты, из-за моего решения, испытал, оказавшись лишенным возможности, определить местонахождение и поэксплуатировать уязвимые прелести рабыни в целях своего удовольствия? — аж вспотел, пока выговорил.
— Возможно, — не выдержав накала моей фразы, засмеялся мой друг.
— О, смотри, — указал я, — теперь она изо всех сил пытается подняться на ноги.
Небольшая фигурка отчаянно пыталась встать и поднять коромысло, с подвешенными на него ведрами, точно так же, как это делает любой, кому надо встать и поднять груз, сначала пересев на корточки, а потом, выпрямив спину, разогнув ноги, таким образом, выполнив ими большую часть работы.
— Груз великоват для нее, — констатировал Марк. — Маловата она и слабовата для таких работ. Однако странно, что именно на эти работы определил ее Аппаний и его надсмотрщики на полях.
— Похоже, здорово она оскорбила Аппания, — усмехнулся я.
— Видимо да, — кивнул юноша.
— О, встала все-таки, — отметил я, наблюдая за тем, как Лавиния неустойчиво выпрямилась, отчаянно пытаясь удержать равновесие и не расплескать воду из ведер, раскачивавшихся на концах коромысла.
— Точно, — кивнул Марк.
— Значит, по-твоему, она соблазнительная? — уточнил я.
— И даже очень, — признал он, — и даже в ее текущем весьма бедственном состоянии, остриженной, обветренной и обгорелой полевой рабыни.
— Смотри-ка! — воскликнул я.
— Вижу, — заверил меня юноша.
Женщина, стоявшая на гребне холма, запрокинула голову, повернув лицо к небу. Конечно, с такого расстояния мы не могли слышать ее, но догадались, что она толи кричала, толи рыдала в горе и расстройстве. Даже отсюда было заметно, как дрожали ее плечи и дергались привязанные к ярму руки. Понятно, что рабыня не могла освободить их, и они так и остались на том же месте, где они были, широко разведенными и привязанными к противоположным концам коромысла.
— Кажется, ее потребности никак не могут оставить ее, — заметил Марк.
— Похоже на то, — согласился я.
Наконец, женщина снова пошла, перевалила через гребень и исчезла из вида. Солнце тоже уже перевалило за зенит и теперь стояло далеко позади нас.
— Уверен, недалек тот день, когда она превратится в весьма интересную, извивающуюся рабскую шлюху, — предположил я.
— Ты заметил? — осведомился мой друг.
— Конечно, — кивнул я.
— Неужели Ты не думаешь, что было жестоко, наказать ее отказом в ее использовании? — снова вернулся к прежней теме Марк.
— Не настолько жестоко, — заверил его я, — как это могло бы быть несколько месяцев спустя, когда она проживет в неволе достаточно долгое время.
— Верно, — вынужден был признать он.
Рабские потребности имеют тенденцию развиваться и углубляться с каждым проведенным рабыней в неволе днем. На данной стадии рабства Лавиния еще не могла даже начать подозревать о том, на что будут походить ее потребности позже, и в какую беспомощную их пленницу она в конечном итоге превратится, какой безнадежной станет для нее тюрьма ее же собственных потребностей, и в какую зависимость от милосердия владельца они ее поместят. Перед лицом таких потребностей самые крепкие ошейники, самые тяжелые цепи, не более чем паутинка. Думаю, никто и никогда не сможет измерить глубину и широту сексуальности рабыни и ее любви.
— Но даже сейчас, было довольно безжалостно лишать ее этого, — проворчал юноша.
— Мы это ей компенсируем, — пообещал я ему.
— О-о? — заинтересовался Марк.
— Ну, скажем так, возможно, мы сделаем это, — поправился я.
Мой друг вопросительно посмотрел на меня.
— При условии, конечно, что ее рвение и совершенство служения позволят полагать, что она заслужила это, — добавил я.
— То есть, Ты на полном серьезе говорил о том, что собираешься привести ее под свою плеть? — осведомился он.
— Вполне, — кивнул я.
— И как она фигурирует в твоих планах? — уточнил Марк.
— Увидишь, — уклонился я от ответа.
Молодой воин, резким рывком поводьев, повернул своего тарлариона в другую сторону. Из-под лап ящера набухло облако пыли.
— Эй, приятель, Ты куда это так резво? — полюбопытствовал я.
— Я хочу Фебу! — крикнул он.
— Похоже, — усмехнулся я, — что не одна только красотка Лавиния, еще недавно бывшая свободной женщиной Ара, озабочена своими потребностями.
— Ты как всегда прав, — засмеялся мой друг.
— Разница лишь в том, что она беспомощно привязана к ярму, и полностью зависит в этом плане от мужчин, — заметил я, — в то время как Ты свободен и можешь поехать к своей рабыне.