Лавиния медленно перетекла в положение в коленях, но держа голову внизу, продолжила облизывать и целовать ноги стоящего перед ней мужчины. Затем она начала подниматься выше, перенеся внимание на его голени и икры. На мгновение женщина оторвалась от своего занятия и снова посмотрела вверх. Казалось, что Мило не мог даже пошевелиться, настолько он был ошеломлен и поражен происходящим. Даже с того места где стоял я был заметен блеск слезы в глазах и на щеках рабыни. Не получая отпора рабыня положила руки на его ноги и начала целовать его колени, и затем и выше. Теперь она стояла на коленях перед ним, почти выпрямившись, почти прижимаясь к нему, ее руки любовно обхватили его ноги, ее голова была покорно склонена, ее тело тряслось, словно от рыданий. Она снова подняла лицо и посмотрела в глаза мужчины. Похоже, что в мире не существовало никакого другого места, в котором ей так страстно хотелось бы очутиться. Лавиния опустила голову, и вернулась к прежнему занятию. Теперь она изысканно целовала и облизывала бока его бедер. Казалось единственным в ее жизни желанием, ее счастьем, предназначением и судьбой, было служить ему и дарить удовольствие. Интересно, она, правда, подумала, что была его рабыней? Тогда женщина снова подняла на него глаза, на сей раз умоляющие. Я заметил, что те двое, что остались не у дел, обменялись встревоженными взглядами. Этот красавчик, что был в какой-то опасности? Какой риск мог быть вовлечен в происходящее, который мог бы быть ясен для них, но не заметен для других? Лавиния прижалась лицом к пурпурной ткани сбоку, целуя и облизывая бедро мужчины, обрисовывая губами и языком нижнюю кромку туники. В этот момент один из сопровождающих рванулся вперед и с сердитым криком схватил рабыню за волосы.
— Похотливая рабыня! — рявкнул он, отшвыривая женщину в сторону.
Она с криком боли упала на бок на мощеную камнем улицу. Мужчина, однако, не успокоился и, подскочив к ней, свернувшейся в калачик и старавшейся стать как можно меньше, пнул еще дважды. При каждом ударе Лавиния отчаянно вскрикивала. Когда тот оставил ее в покое, женщина приподнялась на правом бедре, опираясь ладонями в мостовую, и посмотрела на них. Наш красавчик, по-прежнему не шевелился. Он оставался там, где стоял, казалось, впав в ступор.
— Прочь, похотливая рабыня! — прорычал один из компаньоном Мило.
— Убирайся! — заорал на нее второй.
В этом момент Лавиния стремительно встала на колени, расставив их в надлежащее положение, подходящее для той рабыни, которую можно использовать для удовольствия мужчин, потянулась к своей тунике, и вытащив оттуда скрытое до поры до времени послание, протянула его актеру. Один из двух сопровождающих шагнул вперед, чтобы взять листок бумаги, но Лавиния отдернула руку, сжав письмо в своем крошечном кулаке, и прижала его к себе. Она энергично замотала головой, в жесте отрицания. Не трудно было догадаться, что сообщение должно было быть доставлено только рабу лично в руки. Мужчина протянул было к ней руку снова, но рабыня опустила голову к земле, на этот раз, приняв скорее обычную позу почтения или стояния на коленях перед плетью, прикрывая письмо своим телом.
— Нет, Господин! — донеслось до меня. — Простите меня, Господин!
— Шлюха! — заорал на нее мужчина, и опять пнул ее.
— Подожди, — остановил его другой, спросил обращаясь к рабыне: — Ты выполняешь чей-то приказ?
— Да, Господин! — ответила Лавиния. — Послание может быть отдано только одному человеку и только ему!
— Отлично, — пробурчал второй. — Передавай.
Тогда женщина с благодарностью встала и, подойдя к рабу, опустилась перед ним на колени. Но как здорово у нее получилось встать на колени! И как хорошо она смотрела на ноги Мило, хотя тот был всего лишь рабом. Лавиния протянула письмо мужчине, опустив голову вниз между ее поднятыми руками, предлагая листок бумаги, точно таким же способом каким рабыня предлагает вино и себя саму своему владельцу. Кажется, даже у Мило перехватило дыхание, настолько потрясен он был той красоткой, что это исполнила. Признаться, я почти испугался, что он может упасть, настолько красивой она была. Подозреваю, что никогда прежде перед ним не стояла на коленях такая женщина. В этот момент, как мне показалось, он начал ощущать славу и ликование, правильность и совершенство, всю полноту власти своего доминирования. Я не мог не отметить, что Лавиния передала актеру письмо так, словно это было ее собственное послание, с мольбой предлагаемое ему от ее собственного имени, а не от кого-то другого, для кого она была просто скромным курьером. Впрочем, письмо-то это она сама написала. Но, тем не менее, я был изрядно озадачен ее поведением. И одновременно я был необыкновенно впечатлен им. Я сам до сего момента даже не подозревал, что она была настолько красива.
— Ты доставила свое сообщение, шлюха! — раздраженно бросил ей один из мужчин. — Теперь проваливай отсюда!
— Да, Господин! — отозвалась рабыня.
Он занес руку, словно собираясь отвесить ей пощечину.