Волшебники Маджипура

— Ни один поступок Верховного канцлера не может быть свободен от политической подоплеки, особенно в такое время, как сейчас. Если вы примете приглашение, может показаться, что вы придаете персоне Престимиона больше значения, чем того хотел бы Корсибар. Корсибару это может не понравиться. Если вы хотите и дальше держаться за свое кресло, то не стоило бы походя оскорблять короналя, — Сирифорн дословно повторил слова собеседника и искоса взглянул на канцлера.

— Что вы имеете в виду, говоря, что хочу держаться за свой пост? — ощетинился Олджеббин.

Сирифорн спокойно улыбнулся.

— Да, он взял вас из правительства Конфалюма. Но надолго ли? Вы же знаете, что Фаркванор спит и видит, как бы занять ваше место. Дайте ему любую зацепку, и он утопит вас перед Корсибаром.

— Я уверен в том, что сохраню свое положение, пока сам этого хочу. И позвольте еще раз напомнить вам, Сирифорн, я никого не боюсь. И уж, конечно, не графа Фаркванора.

— Тогда поезжайте вместе со мной в Малдемар. Олджеббин умолк и какое-то время смотрел под ноги. От негодования, вызванного словами Сирифорна, его глаза горели таким огнем, который, казалось, мог расплавить каменный пол террасы. Затем его взгляд внезапно смягчился.

— Ладно, — сказал он, — мы поедем туда вместе.

— В этом бочонке, который стоит по правую руку от меня, — сказал Престимион, — знаменитое вино десятого года правления Пранкипина и лорда Конфалюма, которое, по всеобщему признанию, является наилучшим вином в этом столетии. В этом — вино тридцатого года Пранкипина — Конфалюма. Знатоки тоже высоко оценивают его, в особенности за необычайно насыщенный цвет и тонкий аромат, но оно все еще довольно молодое и должно дозреть, прежде чем проявит все свои качества. А в этом бочонке… — Он указал на архаичный с виду, сужавшийся с обоих концов под необычно острыми углами бочонок, в клепки которого глубоко въелась пыль. — В этом бочонке остатки самого старого вина, которое только есть в наших погребах. Если только я правильно разобрал надпись на этой выцветшей наклейке, оно поставлено в одиннадцатый год Аминтилира — Келимифона, то есть двести с лишним лет тому назад. Возможно, оно стало за эти годы немного водянистым, но я принес его, адмирал Гонивол, чтобы вы смогли попробовать вино, которое было выжато еще в то время, когда понтифексом был ваш великий предок.

Он оглядел зал, встретившись пристальным взглядом с глазами каждого из гостей и одарив всех по очереди теплой улыбкой; сначала Гонивола, который прибыл первым вскоре после полудня, а затем Олджеббина и Сирифорна, приехавших в одном парящем экипаже часом позже.

— И наконец, — продолжал Престимион, — у нас тут есть первый бочонок с вином урожая этого года. Оно, конечно, пока еще всего лишь сырье, а не то, что принято называть вином. Но я знаю, что люди, которые хорошо понимают толк в вине, попробовав эту кислятину, смогут понять, каким это вино обещает стать через несколько лет. А я могу признаться вам, что хранитель моих погребов, замечательный знаток своего дела, считает, что, когда вино сорок третьего года Пранкипина — Конфалюма полностью созреет, оно станет лучшим из всех вин, которые когда-либо были здесь изготовлены. Господа, позвольте мне предложить вам отведать сначала этого молодого вина и двигаться во времени вспять, пока мы не дойдем до самого древнего.

Они сидели в дегустационном зале замка Малдемар, темном, похожем на естественную пещеру подземном хранилище, вырубленном в зеленом базальте, где на убегавших во мрак стеллажах лежали бесчисленные бутылки, покрытые толстым слоем пыли. Помещение тянулось на изрядное расстояние в направлении Горного замка, а по обеим сторонам этой подземной галереи располагались ряды бочек и стеллажей с бутылками, содержавшими наилучшие вина Малдемара. Эти погреба являли собой сокровищницу, содержимое которой стоило многие и многие миллионы реалов. Вместе с Престимионом были неразлучные Септах Мелайн, Гиялорис, и Свор, а также старший из его братьев Тарадат. Все трое гостей прибыли без сопровождения. Был приглашен также и четвертый, прокуратор Дантирия Самбайл, но он прислал письмо, в котором говорилось, что неотложные дела не позволяют ему сейчас покинуть Замок и потому он приедет через день-другой.

— Абелет Глайн, не будете ли вы так любезны поухаживать за нами? — сказал Престимион.