Волшебники Маджипура

- И что? Тебе удалось обнаружить у себя пророческий дар? - Задавая эти вопросы, Корсибар думал о странном, касавшемся его самого предсказании "Ему предстоит потрясти мир", - которое, как считалось, его отец услышал от волшебников. Но ведь вполне возможно, что корональ сам разобрал тайные письмена и узнал из них о предстоящих важных переменах в судьбе сына, в то время как Корсибар о них даже не подозревал. - Можно ли включить этот расчет в твою самопроверку? - поинтересовался он, довольный тем, что тема разговора наконец сменилась. - Скажи мне, какой получился результат, а потом посмотрим, когда это произойдет на самом деле. Итак, какова же дата смерти несчастного Пранкипина?

- Дату мне определить не удалось - не такой уж я мастер. Возможно, никто не в силах дать совершенно точный ответ. Согласно моим вычислениям, это произойдет в пределах следующих девятнадцати дней. Давай, Корсибар, посчитаем вдвоем.

- Девятнадцать дней или даже меньше. И ожидание наконец закончится, наступит время торжественных церемоний: Престимион станет короналем, а ты понтифексом. И тогда все мы выберемся из этой мерзкой дыры и вернемся к сладкому воздуху Замковой горы... Все, кроме тебя, отец, - чуть дрогнувшим голосом добавил Корсибар.

- Да, все, кроме меня. Моим домом теперь станет Лабиринт.

- Позволь спросить: как ты относишься к этому?

- У меня было сорок лет, чтобы смириться с такой перспективой, ответил лорд Конфалюм. - И теперь я спокоен.

- Никогда не выйти вновь к дневному свету, никогда больше не увидеть Замок...

Корональ хмыкнул.

- Но ведь у меня будет возможность время от времени выбираться отсюда. И Пранкипин так поступал, ты же знаешь. Хотя, наверное, уже и не помнишь когда он в последний раз появился на поверхности, ты был еще ребенком. Нет, понтифекс не обязан все время находиться под землей.

- Но мне не хватило бы кратковременных визитов к солнцу. Даже тех нескольких недель, которые я провел здесь, для меня больше чем достаточно.

Лорд Конфалюм улыбнулся.

- К счастью, Корсибар, от тебя никогда не потребуют переселиться сюда. Для того, кто не станет короналем, лучшее утешение состоит в том, что ему не грозит стать понтифексом.

- В таком случае, я должен быть благодарен судьбе.

- Да, должен.

- И ты чувствуешь себя готовым к этой новой жизни, отец?

- Да. Полностью готовым.

- Ты будешь великим понтифексом - потому что был великим короналем.

- Благодарю тебя за эти слова. - Лорд Конфалюм с улыбкой поднялся из-за стола. Однако улыбка была напряженной, вымученной, и прижатая к телу левая рука короналя заметно дрожала. Что-то оставалось недоговоренным, что-то болезненное для короналя, что-то опасное, как взрыв.

Что же такое известно лорду Конфалюму, о чем он не пожелал разговаривать с сыном?

"Вам предстоит потрясти мир..."

Вероятно, невысказанное имело отношение к этим словам. Но вопреки предположениям Санибак-Тастимуна относительно темы беседы короналя с Корсибаром таинственное пророчество упомянуто не было.

Так или иначе, но Корсибар понял, что беседа окончена. Он изобразил перед короналем положенный по этикету знак Горящей Звезды, а потом они обнялись, уже как отец с сыном. Корсибар повернулся, чтобы выйти, и услышал за спиной звуки, свидетельствующие, что отец, не дожидаясь, пока закроется дверь, снова взялся за свои магические инструменты.

4

Септах Мелайн вошел в зал, который обычно называли Палатой Меликанда неширокое извилистое помещение в имперском секторе Лабиринта, примыкавшее к покоям Престимиона. Апартаменты здесь были предназначены для спутников будущего короналя. Там уже находились герцог Свор и Гиялорис Пилиплокский.

- Ну вот, - заявил с порога Септах Мелайн, - у меня есть хоть какие-то новости. Названы три кандидата на должность распорядителя Игр: Великий адмирал, прокуратор и наш маленький друг Свор. По крайней мере, так мне сообщил один из лакеев понтифекса.

- Полагаю, вы полностью доверяете этому человеку, - заметил Свор.

- Не меньше, чем собственной матери, - ответил Септах Мелайн. - Или вашей, если бы я когда-либо имел удовольствие быть с нею знакомым. - Он поправил свой изумительно расшитый плащ из темно-синего шелка с частыми вкраплениями серебряных нитей, который и без того прекрасно сидел на нем, и принялся быстрыми резкими шагами мерить отполированный до зеркального блеска серый каменный пол, не теряя при этом от природы присущей ему ленивой кошачьей грации. Выражения на лицах наблюдавших за ним Свора и Гиялориса были разными: губы Свора скривились в усмешке, а во взгляде Гиялориса читалось обычное для него меланхолическое неодобрение элегантности и блеска Септаха Мелайна.