Волшебное дуновение

Дедушка улыбнулся: нет, конечно – они люди, как все. И подробно рассказал домовёнку, как кукол делают: как лепят художники голову из плотного скульптурного пластилина, как отливают по ней умельцы-бутафоры гипсовую форму, пустую внутри, чтобы потом разнять её на две половинки. Как лепят по этой форме папье-маше из бумаги и клея, терпеливо выкладывая слой за слоем. Как сушат его, иногда насыпая внутрь нагретый песок, для скорости; как потом вынимают и склеивают – и получается из слоёной бумаги прочная кукольная голова.

И туловище куклам люди мастерят, и руки-ноги, и делают парик, и шьют одежду. И спрятан внутри каждой куклы специальный механизм, чтобы актёры могли шевелить их руками и ногами, двигать их глазами и даже открывать кукольный рот.

И оживают куклы на сцене, на своей ширме, в руках умелых людей.

Внимательно слушал его Суфлёрушко и понимал лишь одно: всё это настоящее волшебство.

И вот попал домовёнок в подвал с гипсовыми формами, по которым кукольные головы делались – стал ходить, рассматривать, откуда же кукольное волшебство начинается. И вдруг слышит за подвальным окошком, что выходит в театральный двор, чьи-то шаги, потом скрип да треск. Спрятался Суфлёрушко – и видит: открылось окошко, и влез в него какой-то человек, чужак незнакомый. Чужак этот домовёнку не понравился: был он грязный, неопрятный и плохо от него пахло, потому что держал во рту незваный гость дымящуюся палочку.

Суфлёрушко такие палочки у людей уже видел, многие актёры в перерывах на улицу бегали и дымили этими палочками у дверей, потому что дымить ими в театре всем строго запрещалось. И правильно.

Смешная это у людей привычка – дымить изо рта, как чайники.

Правда, у аптечного домового Валерьяна Валерьяныча тоже дымящая трубка есть, но она у него не для шалостей, а для дела, чтобы окуривать дома особыми травами, от которых стеногрызы прочь бегут – те самые стеногрызы зловредные, что стены в домах разрушают. От стеногрызов этих беда, надо их гонять, что есть сил, а то и домов совсем не останется.

И вот дымит чужак своей палочкой – и направляется прямо к запертой двери, что ведёт наверх. Удивился Суфлёрушко: как же он пройдёт, если снаружи на двери железный замок? Это домовым стены и двери не помеха, а людям, чтобы ходить, нужны дыры и проходы.

Но чужак в дверь не пошёл: пошевелил он старые кирпичи возле дверной рамы, вынул один-другой, потом ещё несколько – и пролез в дырку, а там и в сам театр. Похоже было, что не первый раз он этим ходом пользуется.

Кинулся Суфлёрушко за чужаком следом, волнуется: зачем же тот сюда тайно проник, что задумал?

На счастье, все двери в театре были крепко заперты: дёргал-дёргал их незнакомец, но замки выстояли. Тогда потопал чужак своими грязными ножищами по чистым коврикам и дорожкам прямиком в зрительный зал, по дороге со злости витрину с куклами опрокинул: разбилась витрина, попадали беспомощные куклы. Рассмеялся чужак, уселся в кресло возле самой сцены, дымит своей палочкой да пепел с неё на пол стряхивает. Одну издымил, на пол бросил, другую издымил, бросил. Третью поджёг, отшвырнул в сторону тлеющую спичку – разбежался от спички по ковровой дорожке махонький огонёк. Кинулся тушить его Суфлёрушко, затоптал, заволновался – а вдруг чужак тут пожар устроит, вдруг сгорят от его дымных палочек родные театральные стены? Позвал Тишу, стали они вокруг чужака ходить, стучать, греметь и шуршать, что есть сил.

А чужак их не слышит, не пугается.

Бросил тогда Суфлёрушко тайный клич о помощи братцам-домовым, мигом слетелась из соседних домов шустрая молодёжь – стали все ухать, гукать, посвистывать и завывать с колосников ужасающе. Подскочил чужак, бледный от страха, ринулся вниз – и прочь, на улицу.

Даже дыру в стене кирпичами заложить забыл.

Пришёл утром охранник, увидел разбитую витрину, заохал, расстроился. Грязные следы привели его к подвальной дыре. Позвал он людей: всё убрали, всё починили, все дыры накрепко заделали.

Вздохнул домовёнок с облегчением: спасён театр!

А вскоре и Суфлёр Суфлёрыч с гастролей возвратился, выслушал эту историю, похвалил домовёнка за смекалку.

Вернулся с гастролей и весь театр: и куклы, и актёры. Месяц отдохнули – на работу вышли, новый театральный сезон открывать.

Только старая актриса-прима, что играла в театре целых шестьдесят лет, не вышла, сильно она расхворалась. Поболела-поболела – и решила совсем на отдых уйти.

Устроили ей в театре пышные проводы: сцену гирляндами украсили, сказали на прощание много добрых слов о её труде и редком таланте. Накрыли в фойе длинный стол, пошёл пир горой, тосты да музыка. Молодёжь танцевала, старики обнимались и украдкой плакали, понимая, что у каждого настанет такой час, когда придётся навсегда оставить родную сцену. Жалко их было Суфлёрушке.

Домовые ведь долго живут, куда дольше людей.

Пошли в театре репетиции: стали на роли, что старая прима раньше играла, молодых актрис вводить. И роль Золушки досталась юной Саше, тоненькой и золотоволосой.