Мура так и подмывало спросить, что тут произошло, но он видел, что Джосс уповает на то, что он, Мур, не понял ни слова из их разговора. Вот он и промолчал – и пустил Саламина следом за Джоссом в поля по эту сторону долины. Птицы вокруг щебетали, зверьки шуршали в траве, а река за спиной зажурчала, как прежде.
Глава одиннадцатая
Той же ночью яйцо начало проклевываться.
Мур еще не успел толком заснуть. Он лежал в постели и думал. Вечером за ужином Джулия поведала всем про грязное серое саше с лавандой. Крестоманси ничего не сказал, но вид у него стал необычайно рассеянный и нездешний. А когда у Крестоманси становился рассеянный нездешний вид, это всегда означало, что он слушает особенно внимательно. Мур не удивился, когда Крестоманси после ужина позвал Джейсона к себе в кабинет, чтобы основательно расспросить. Порча и колдовское невезение – это преступное применение волшебства, а работа Крестоманси, в конце концов, в том и заключается, чтобы бороться с подобными преступлениями. Только вот Мур понимал, что ему надо было тоже рассказать Крестоманси о мистере Фэрли, поскольку он не сомневался, что мистер Фэрли говорил у реки в числе прочего и про этот мешочек.
Теперь Мур пытался разобраться, почему он промолчал. Одной из веских причин было то, что Джосс Каллоу, судя по всему, был чем-то вроде шпиона, и если бы Мур рассказал про него Крестоманси, то выдал бы его. А Джосс Муру нравился. Он не хотел навлечь на Джосса беду, а это была бы самая настоящая беда, тут Мур не сомневался. Но главная причина была другая: мистер Фэрли говорил все это, когда Мур сидел на Саламине прямо у него перед носом и слышал каждое слово. Если у мистера Фэрли хватает сил, чтобы заточить самого Крестоманси за барьером из проволочной сетки, значит у него при желании хватит сил – извращенных, прогорклых волшебных сил, – чтобы избавиться от всех обитателей замка. Он ведь практически так и сказал.
«Надо взглянуть правде в глаза, – подумал Мур. – Просто я его позорно боюсь».
И вот тогда-то до Мура и донеслось приглушенное постукивание.
Поначалу он подумал, что это снова стучат в окно, но потом сел и прислушался – и понял, что стук раздается прямо в комнате. Он тут же включил свет. И точно: большое, в лиловую крапинку яйцо еле заметно покачивалось в гнездышке из зимнего шарфа. Стук внутри его все учащался, как будто тот, кто сидел внутри, страшно боялся, что не сможет вылезти. Потом стук смолк, словно от усталости, и стало тихо.
«Мамочки!» – подумал Мур. Вскочил с постели, поспешно снял охранные чары, потом согревающе-песчаные чары, уповая на то, что так существу в яйце будет легче. Испуганно склонился над яйцом и сказал ему:
– Ой, только не умирай! Прошу тебя!
Однако он понимал, что существо, наверное, много лет пролежало на холодном чердаке. Должно быть, у него уже иссякли все силы.
К его великому облегчению, стук послышался снова, уже не такой частый, но все же сильный и напористый. Мур прямо чувствовал, как существо внутри сосредоточилось на одном месте скорлупы, чтобы проделать дыру. Он подумал – может, помочь существу и проделать дыру снаружи? Но почему-то ему сразу стало ясно, что так делать не стоит. Можно случайно поранить существо, или оно, чего доброго, умрет от потрясения. Оставалось только сидеть беспомощно над яйцом и слушать.
– Тук… тук… ТУК… – стучало в яйце.
И вдруг на нем, на самой верхушке, появилась тоненькая, как волосок, трещинка. После этого снова повисла изнуренная тишина.
– Ну давай! – шепнул Мур. – У тебя все получится!
Однако у существа ничего не получалось. Стук начался снова, уже слабее, но трещина не расширялась. Потом стук участился чуть ли не до жужжания, но и это не помогло. Мур чувствовал, как существо начинает паниковать. Он и сам начал паниковать. Не знал, что делать и чем помочь.
Мур понимал, что помочь яйцу может только один человек во всем замке. Он бросился к двери, распахнул ее – и вернулся к яйцу. Схватил его в охапку вместе с шарфом и помчался вниз по винтовой лестнице искать Милли. На бегу он чувствовал, как яйцо все дрожит от ужаса.
– Все хорошо! – шептал он яйцу, задыхаясь. – Не бойся! Все будет хорошо!
Этажом ниже у Милли была собственная маленькая гостиная. Милли с Ирэн сидели там и о чем-то тихонько болтали за чашкой какао перед сном. На коленях у Милли, занимая почти все место, сидела ее толстая серая кошка Мопса, а в кресло Ирэн по бокам втиснулись еще два замковых кота, Капкан и Поттс. Когда Мур распахнул дверь и ворвался в гостиную, все три кота вскочили и метнулись куда повыше и побезопаснее.
– Мур! – воскликнула Милли. – Что стряслось?!
– Оно не трескается! Ему не выбраться! – выдохнул Мур.
Он уже едва не плакал.
Милли не стала тратить время на расспросы.
– Давай его мне, вот сюда, на пол. Осторожно, – велела она и тут же опустилась на колени на пушистый коврик у камина.
Мур, дрожа, всхлипывая, отдуваясь, протянул ей яйцо. Милли бережно положила его на коврик и бережно развернула шарф.