– Признаться, сейчас я не склонен к всепрощению, миссис… э-э… Форлок. Нынче утром ваш Дед приложил все усилия, чтобы застрелить меня, в то время как я всего-навсего оценивал с высоты размах ваших, скажем прямо, незаконных чар, призванных сбивать с пути. Прошу вас, уясните себе: подобные чары – это злоупотребление магией, смотреть на которое сквозь пальцы я не готов. Положение усугубляется еще и тем, что человек, который выстрелил в меня, – полагаю, с целью воспрепятствовать расследованию, – судя по всему, мой же работник. Мой егерь. – Тут он с озадаченной миной повернулся к Милли. – А тебе известно, зачем нам, собственно, егерь? В замке никто птиц не стреляет.
– Незачем, – мгновенно поняла намек Милли. – По архивным данным, последними ходили на охоту волшебники из штата Бенджамина Олворти, а это было почти двести лет назад. Однако документы показывали, что, когда в должность заступал очередной Крестоманси, все отчего-то забывали уволить мистера Фэрли.
– Мало того, – вмешался Джейсон, – ему повышали жалованье. Должно быть, миссис Фэрли, вы теперь дама весьма состоятельная.
Бабка Нора встряхнула головой, отчего волосы у нее растрепались еще сильнее:
– Откуда мне знать? Я всего лишь его жена, причем, чтобы вы знали, третья! – И ударила рукоятью метлы в брусчатку. – Но это дела не меняет: несчастного превратили в каменное дерево! Я требую правосудия! Требую справедливого суда над этими вот Пинхоу!
Узкие глаза сузились еще сильнее, и она свирепо оглядела ряды дядюшек и тетушек Марианны.
Все ответили такими же свирепыми взглядами. А дядя Артур отчеканил:
– Мы. Этого. Не. Делали. Ясно тебе, Бабка Нора?
– Мы бы и не сумели, – добавил миротворец папа. – Наше ремесло никому вреда не приносит. – Тут он опустил глаза, увидел, что в руке у него по-прежнему зажата ножовка, и очень смутился. Согнул ее туда-сюда – получилось «тванг». – Мы всегда сотрудничали, – сказал он. – Вот уже восемь лет мы делимся силой с Дедом Фэрли ради создания чар, сбивающих с пути. Сколько себя помню, мы делились с ним силой – то ради одного, то ради другого.
– Ага, а на что ваш Дед ее пускал? Вот что меня интересует! – свирепо подалась вперед мама Марианны. – По мне, так он всю округу держал в ежовых рукавицах, все только и делали, что под его дудку плясали! А теперь я слышу, что он этим занимался почти двести лет! Да он же нашу силу на собственное долголетие пускал, как вы не понимаете?!
– Ну, давай, Сесили! – вполголоса сказал дядя Чарльз.
– Какая разница? – закричала Бабка Нора и снова ударила метлой в брусчатку. – Его преступно превратили в камень! Если не вы, то кто тогда? Может, ты?! – Она перевела взгляд узких глаз на Крестоманси.
– Любопытно, как вы понимаете слово «преступно», миссис Фарлук, – заметил Крестоманси. – Этот человек едва не убил меня. Однако это сделал не я. Когда тебя ранят из ружья, очень трудно делать что бы то ни было, не то что статуи создавать. – И он поглядел на собравшихся во дворе даже рассеяннее обычного. – Если тот, кто это сделал, сейчас здесь, быть может, он встанет?
Мур ощутил, как Крестоманси снова применяет перформативное высказывание, и волей-неволей встал. У него было такое чувство, будто желудок сейчас вывалится вниз, на землю, вместе с имбирным пивом.
– Это я, миссис Фэрли, – выдавил он. Во рту так пересохло, что язык еле ворочался. – Я… я ехал верхом вдоль реки…
Самое страшное было даже не то, что все тут были колдуны. Самое страшное было то, как они все на него смотрели, все эти совершенно незнакомые люди – изумленно и обвиняюще. Зато за спинкой кресла Бабки Норы в воздух ликующе взметались зеленые и сизо-коричневые кулаки. А те, которые как белки, заскакали по стенам. И музыка, доносившаяся из-за труб, стала иной – громкой, радостной, победной. Муру это очень помогло. Он сглотнул и продолжил:
– Я не успел помешать ему, и он выстрелил в летательный аппарат… Простите меня. Но он собирался потом застрелить Кларча, потом Саламина, а потом меня. Иначе мне было его не остановить.
– Ты? – Бабка Нора, не веря своим ушам, оперлась на метлу. – Такой мелкий дохляк? Да ты, никак, врешь мне!
– Погряз в пороке, – постановила Доротея. – Они там все такие.
– Я рожден с девятью жизнями, – пояснил Мур.
– А, так ты из этих? – ядовито процедила Бабка Нора.
И собралась швырнуть в него чарами – Мур это почувствовал. Однако Милли проворно сделала какой-то легкий жест, и Бабка Нора тут же переключилась обратно на Пинхоу.
– Что-то я не вижу, чтобы кто-то из вас особенно опечалился! – завопила она.
И верно. По лицам большинства Пинхоу расползались улыбки. Мур сел обратно с превеликим облегчением и погладил Кларча по голове, чтобы не волновался.
– А все остальное как же? – завизжала тогда Бабка Нора. – А? Все остальное-то?
– Что за остальное? – учтиво уточнил Крестоманси.