Волшебное зеркало Тимеи

— С этой минуты шутки кончились, дорогая! Вечером ты съешь яблоко в присутствии Бернадет. Она лично проследит, чтобы ты затолкала в свое поющее горло каждый кусок!.. Ты напрасно беспокоилась — первое яблоко было лишь пробой. На восприимчивость к лекарству. Но теперь начнется настоящее лечение. А сейчас, — он протянул руку, — дай сюда то, что купила в городе. Ты, кстати, в курсе, что четвертый диск, якобы для врачебной комиссии, — это фикция? Чтобы любознательные пациенты вроде тебя, «тайком» просмотрев «запретный» диск, пребывали в святой уверенности, что добыли секретное знание о расположении «Kieferparadies». Жаль, что ты не дослушала интересный сюжет про «райский уголок» — эти сведения не имеют ни малейшего отношения к месту, где ты находишься. Твоя сообщница здесь недавно, и она полагала, видимо, что персонал санатория настолько глуп, чтобы держать в непосредственной близости от больных такую важную информацию.

Я слушала его, и что-то умирало во мне.

— Кстати, она исчезла.

Губы мои задрожали.

— Давай сюда баночку, — потребовал Рене, протянув руку.

Я обреченно, безнадежно вытащила из кармана тюбик с жидкостью. В глазах супруга-колдуна засветилась звериная ярость. Он сжал его так, что побелели кончики пальцев, и запустил в стену над кроватью. Крышка от тюбика отскочила, а сам он сплющился и отлетел на пол. Рене со всей силой своей злобы раздавил его красивым желтым сапогом. Жидкость разлилась по полу. Я равнодушно смотрела на это зрелище. Ничто уже не трогало меня. Он убил все эмоции, все чувства, все живое, что еще оставалось во мне.

Я смотрела на него потухшим взором, поймав себя на мысли, что моя старческая внешность уже не слишком отличается от души.

— Я хочу сделать тебе подарок, — вдруг произнес Рене благодушно, развалившись на стуле и щелкнув пальцами. Ксавье тут же протянул ему сигару и пепельницу. Сизый дым поплыл по палате, обвиваясь вокруг оконной решетки.

Я вопросительно подняла на него глаза.

— Чтобы поднять тебе настроение, я пригласил фольклорный коллектив из России.

Он широко улыбнулся, и морщины разошлись в разные стороны.

Мне захотелось плюнуть в его ненавистное лицо.

— Я думаю, ты заскучала по родине… по русскому пению.

Ксавье и Аурунтам дружно заржали, как кони.

Я отвернулась от него, с трудом подавив желание.

— Ну, хорошо, — произнес Рене, пробарабанив по столу ритм арии Кармен. — Я вижу, ты не очень-то рада видеть меня. Лечение немного затянулось, но с сегодняшнего дня оно пойдет гораздо интенсивнее, и совсем скоро ты вернешься домой. Кстати, две недели здесь совсем не те, что в обычных местах… Если помнишь, когда ты уезжала, еще лежал снег, а сейчас уже трава по пояс…

В своем бесцельном блуждании по коридору и мрачных раздумьях я и впрямь пропустила это удивительное явление…

— Июнь! — пискнул Ксавье.

— Июнь?! — ахнула я.

— Да, и причем самый конец! — Ксавье произнес это так испуганно, словно в последний день июня его должны были вздернуть на виселице.

— До встречи! — последние слова Рене бросил резко и грубо, взмахнул плащом и вышел из палаты. Сопровождающие засеменили за ним.

Не успела дверь захлопнуться, как приоткрылась вновь.

— Мари, — стеклянным голосом возвестила, просунув голову в щель, Лизхен, — поднимись наверх, к Зое Пилла, и возьми у нее подарки для наших артистов из России. Они прибудут через двадцать минут. И пошевеливайся!

С некоторых пор грубоватая Лизхен по примеру Бернадет стала обращаться ко мне на «ты». Наверно, еще немного, и она ударила бы меня под зад, чтобы я поспешила. Но я не стала спешить. Я спокойно, как автомат, встала с постели и медленно прошла мимо Лизхен к лестнице второго этажа.

Я не чувствовала своей души. На ее месте было черное выжженное пятно.

ГЛАВА 42

— Возьми вот эти душистые розы, — проскрипела седовласая дама, протягивая вместо душистых роз колючие искусственные цветы. — Я сама изготовила их — из проволоки, бархата и шелка!

Она явно ждала восхищения с моей стороны. Но я смотрела на нее так, как некогда смотрели на меня Таналь и Мишель — ледяным взглядом, проходящим сквозь нее и ее творение — и ничто не могло бы вызвать у меня чувств, которых она ожидала.

— И колючки совсем как настоящие! Ведь правда, они как настоящие? Скажи, Франц? — не дождавшись моего одобрения, Зоя обернулась на играющих в шахматы мужчин.

Франц оглушительно каркнул.

— А это сделал Артур, — Зоя вновь повернулась ко мне, лицо ее стало недовольным и хмурым. Она выжидательно протянула мне шуршащий пакет. — Это портрет Бернадет.

Я молча взяла дары. Увидев, что даже портрет Бернадет не вызвал у меня восторга, Зоя хмыкнула и, вздернув нос, зашагала к своему креслу, не удостоив меня более ни словом.

Артур, чей нос со времени моего первого посещения стал еще больше напоминать клюв, сморщил его и заносчиво отвернулся.

Прижав пакет и цветы к груди, я опрометью кинулась вниз. Только бы не видеть больше их клювов, их перистых рук… Не слышать гортанных птичьих звуков…

Впервые в жизни я боялась по-настоящему сойти с ума.