Волшебное зеркало Тимеи

Выхватив из глубины ячейки все, что в полумраке нащупала моя рука, я прикрыла ее и осторожно, шаг за шагом, возвратилась к входной двери. Прижала к ней ухо, прислушиваясь к звукам в коридоре, но услышала только стук собственного сердца. Вроде тихо… Понимая, что каждое неверное движение сулит неминуемую погибель, я вышла, крадучись, стараясь унять сердцебиение. В коридоре никого не было. Я торопливо закрыла дверь, издавшую режущий уши скрип. Испуганно обернулась. Никого. Раздраженный крик Бернадет за углом:

— Где Мари Валлин? Где Карла?

Отсюда был виден край лестницы и спускающаяся тонкая фигура в белом. Щебечущая девица.

Засунув пакет под рубашку, я метнулась по коридору к лестнице. Мы едва не столкнулись с этой Карлой.

Бернадет стояла ко мне спиной.

Лизхен увидела меня уже возле двери палаты. Снова подозрительно глянула. Потом протянула букет мелких ромашек:

— Вручишь. И поторопись! И ты тоже! — крикнула она, оглянувшись на бледную Карлу.

В палате я переоделась в собственное голубое платье. Пакет прекрасно разместился под ним.

Перед выходом посмотрела на себя в зеркало — бритая старушонка в убогом наряде. Взяла букет.

Пора идти в зал.

Взгляд упал на яблоко, лежащее на блюде. Его аппетитные бока блестели глянцем.

Сегодня или никогда.

Сегодня — или уже никогда…

ГЛАВА 43

Если бы кто-нибудь спросил меня, что они пели — я не назвала бы ни одной песни из репертуара ансамбля. Потому что я ничего не слышала. Я помню лишь название — «Красная рябинка». Помню, что сидела с краю на самом дальнем ряду со скачущим внутри сердцем и смотрела, как перемещаются они по сцене — девушки в красных сарафанах, точно таких же, что таился сейчас под моим платьем, сами похожие на тонкие и стройные рябинки. Как после их выступления что-то долго говорила Бернадет, а потом все дружно высыпали с букетами на сцену, и сумасшедшая Зоя чуть не сбила меня с ног.

Вручив букет, я проскользнула между девушками в маленькую кулису и исчезла за ней. Осторожно выглянула и убедилась: моего маневра никто не заметил. Зоя взяла на себя всеобщее внимание, декламируя какие-то полурифмованные строки, вероятно, собственного сочинения. Бернадет и Лизхен, думаю, не очень-то надзирали за мной после визита моего супруга. Видимо, они знали, что я и так под присмотром, так что особо наблюдать за мной незачем. Единственное, за чем полагалось строго проследить — это за тем, чтобы я приняла «лекарство» за ужином.

В комнатке, отведенной под гримерную, имелась маленькая уборная — там я и переоделась, водрузив на голову кокошник поверх черного «каре», а затем, смешавшись с толпой «рябинок» в таких же сарафанах и кокошниках, пересекла сад, вышла за ограду и погрузилась в автобус.

В сгустившихся сумерках «потрепанность» сарафана была почти незаметна, и Ганс не обратил на меня никакого внимания — он с интересом рассматривал кого-то впереди идущего.

Стоит ли добавлять, что я постоянно наклоняла голову и отворачивала лицо, стараясь держаться позади и с краю.

В автобусе я забилась на одинокое последнее место, где меня почти не было видно из-за висящих на поручне костюмов, и не могла дождаться, когда же автобус тронется! Мне казалось, это мгновение не наступит никогда! Но оно наступило, и, наконец, страшная каменная стена поплыла мимо. Я провожала ее взглядом из запыленного окна, пока она не исчезла из виду, и тех чувств, которые испытывала при этом, мне не описать словами.

Через некоторое время я осторожно вынула из-под сарафана пакет и рассмотрела вещи, которые удалось добыть. Осколок зеркальца был среди них. В пакете лежали также паспорт и документы, и каким-то чудом сохранился один-единственный белый волосок из гривы Дивного. Остальные, видимо, остались на полу коридора, а потом были сметены чьим-нибудь усердным веником…

К счастью, на мой замаскированный уголок никто не оборачивался, «рябинки» тихо и мирно сидели на своих местах и беседовали вполголоса. Вскоре совсем стемнело, и я смогла тихонько переодеться в свое платье и поразмыслить, что же мне делать дальше.

Велик был соблазн продолжить путешествие вместе с ансамблем — полагаю, он, в конце концов, вернулся бы в Россию — или хотя бы попросить их подбросить меня до крупного города, сообщив заодно, где же все-таки мы находимся. Но как я могла бы объяснить им свое появление в автобусе? Это означало бы признаться в побеге из сумасшедшего дома. Рассказать свою историю? Об этом не могло быть и речи. В нее бы никто не поверил, и меня, вероятнее всего, снова вернули бы туда, откуда нечаянно вывезли.

К тому же меня не покидало опасение, что о маршруте передвижения ансамбля могло быть известно Рене. Довольно скоро меня хватятся в санатории и могут выслать за автобусом погоню.

Можно было бы воспользоваться волшебным волоском, однако что-то подсказывало мне, что лучше приберечь его на крайний случай.