Голова старца была покрыта широким черным капюшоном, на лице его росла пышная длинная борода, а правый глаз закрывала повязка. С гулким хохотом, который разнесся по всему дворцу, старик обнажил свой меч и с силой вонзил его в дуб Брансток, после чего превратился в ворона и, взмахнув крыльями, унесся прочь из дворца.
Когда утренние лучи солнца осветили главный зал, Сигмунд, сын Вёльсунга, проснулся после безмятежного сна. Все вокруг еще спали, и, когда он с хрустом разминал свою шею, пытаясь унять головную боль после попойки, он вдруг заметил меч, торчащий из ствола дуба.
Это был огромный, прекрасно выкованный меч, и Сигмунд не мог вспомнить, чтобы прежде видел его у кого-то из воинов своего отца. Охваченный любопытством, он разбудил остальных, чтобы узнать, кому принадлежит этот дивный клинок, но его хозяин так и не обнаружился.
— Ладно, не вижу причин, почему мы должны оставлять его здесь! — прогудел воин с длинными густыми усами, которого звали Йорик, и схватился за рукоять диковинного меча, чтобы вытащить его из ствола. Однако сколько он ни пытался, ему это так и не удалось.
Остальные воины тоже пытались вытащить по очереди застрявший клинок, и никто не мог сдвинуть его хоть немного. Когда же сам Сиггейр, стряхивая пот с белоснежной бороды, сдался перед зачарованным мечом, дошла наконец-то очередь и до Сигмунда.
Юный воин стиснул зубы и напряг все мускулы, ожидая, что клинок придется тянуть с огромной силой, но неожиданно, едва он прикоснулся к рукояти меча, тот с легкостью выпал из ствола дуба, словно вода, что сочится из расселины в скале.
На мгновение в зале воцарилось молчание, которое тут же было нарушено радостным гвалтом. Сигмунд поднял меч над головой, и все поняли, что клинок теперь заслуженно принадлежит ему. Только Сиггейр считал успех сына Вёльсунга нечестным: ему было очевидно, что юноша сумел вытащить застрявшее оружие лишь потому, что сделал это после всех остальных. Сиггейр отвел юного воина в сторону и сделал ему предложение: «Взамен этого меча я готов дать тебе золота в три раза больше, чем он весит!»
— Ну уж нет! — усмехнулся в ответ Сигмунд, опьяненный победой. — Ты не купишь золотом то, чего не смог добыть честью, конунг Сиггейр!
Эти слова так сильно задели самолюбие Сиггейра, что он поклялся отомстить Вёльсунгу и его наглым детям. С такими черными мыслями он сел на свой корабль вместе с невестой и вернулся в Готланд.
Прошло несколько месяцев, жизнь текла своим чередом, но однажды в земли Гунналанда явился посланник Сиггейра, который сообщил, что его правитель объявил о своей свадьбе с Сигни и приглашает конунга Вёльсунга со всеми его детьми в Готланд, где он с радостью отплатит им за все, что они предложили ему в прошлую встречу.
Предвкушая изобильное пиршество, Вёльсунг с детьми скоро отправились в путь, однако им было неведомо, что Сиггейр на самом деле вовсе не собирался устраивать для них праздник: вместо яств и пития правитель Готланда приготовил острые клинки, чтобы, как он считал, свершить справедливую месть. По счастью, Сигни узнала о коварных планах жениха и направилась в порт, чтобы предупредить отца и братьев, которые должны были приплыть туда на своих кораблях.
Когда Вёльсунг с сыновьями прибыли на место, Сигни бросилась им навстречу и рассказала о намерениях Сиггейра, умоляя родных поскорее отплыть обратно.
Однако конунг Вёльсунг поднял голову к небесам и со смехом произнес: «Да услышат мои слова все девять миров. Еще до своего первого вдоха я дал себе зарок, что никогда и ничего не испугаюсь: ни пламени, ни лезвия меча, — и ни за что не отступлю перед лицом опасности. Так я поступал всегда, вплоть до сегодняшнего дня. Возможно, я уже стар, дочь моя, и свою жизнь мне следовало бы ценить больше, чем славу, но я не хочу, чтобы распространилась весть, что мои сыновья убежали в страхе перед лицом смерти. В ста битвах сразился я за свою жизнь, и в ста из них я одержал победу. Так что, говорю тебе, мы храбро выступим и сегодня и не убоимся смерти, даже если она нам суждена».
Сигни поняла, что решение отца не изменить, потому что Вёльсунг был воином с твердыми принципами, готовый умереть с честью.
Вскоре последовала жестокая сеча. И хотя соратники Вёльсунга в десять раз уступали своей численностью армии Сиггейра, каждый из воинов короля Гунналанда бился, не щадя ни себя, ни врагов, так что каждый из них восседает теперь в Вальгалле вместе с Одином.
Когда и сам Вёльсунг достойно пал смертью храбрых, от его немалой дружины осталось лишь десять его сыновей.
— Он мой! — ухмыльнулся Сиггейр, пытаясь вырвать меч из ножен Сигмунда. В ответ юноша плюнул в лицо правителю Готланда. Оскорбленный Сиггейр немедленно приказал казнить строптивца, но едва его приказ попытались исполнить, как появилась Сигни, которая обратилась к жениху: «Муж мой, не предавай их легкой смерти на поле битвы. Давай еще немного развлечемся, прежде чем убивать их…»