Волшебные миры Хаяо Миядзаки

Основную сюжетную линию романа он сохранил: после того как Ведьма Пустоши превращает Софи в девяностолетнюю старуху, та бежит из города и бродит по пустоши, где находит убежище в таинственном замке, который передвигается с места на место на курьих ножках. Софи узнает, что замок принадлежит волшебнику Хаулу, который оказывается самовлюбленным молодым человеком с дурной славой, склонным разбивать девичьи сердца и избегать трудных ситуаций. Она обнаруживает, что Хаул заключил тайный договор с демоном огня Кальцифером, которому отдал свое сердце в обмен на магические способности. Софи убеждает Хаула взять ее в замок домработницей, и их отношения, вначале состоящие из взаимных придирок, постепенно перерастают в более нежные. Причудливая любовь Софи в конечном счете спасает Хаула от его эгоизма и трусости, и история заканчивается тем, что Софи снова становится молодой и они женятся.

Критики сосредоточили пристальное внимание на существенных различиях между книгой и фильмом. Вдохновением для написания этого романа Диане Уинн Джонс послужила «Баллада о Тамлине», песня из британского фольклора о юной девушке, которая спасает своего возлюбленного, заколдованного королевой-феей. Автор играет с классическими правилами сказочного жанра и в итоге создает фантастический роман, в котором содержатся комментарии о природе сказок и парадоксах судьбы.

Миядзаки сохранил магическое заклинание и историю любви, но в качестве центральной темы в фильме выбрал войну. В романе Джонс о войне есть лишь краткое упоминание в связи с тем, что трусливый Хаул пытается от нее «уклониться», а в фильме всё развитие событий происходит в рамках войны. Миядзаки дополняет сюжет книги ярким и ненужным сражением, в котором маги превращаются в крылатое орудие разрушения, города сгорают в пожаре, а замок разваливается на части. Хаул, вначале пассивный и тщеславный, становится яростным и гневным противником войны.

Кроме того, режиссер создает очаровательный визуальный гобелен, в центре которого традиционные фахверковые города в европейском стиле (вдохновением ему послужила поездка в Эльзас). Миядзаки включает в фильм мрачные образы индустриализации, вроде изрыгающих дым поездов, грохочущих у окон шляпной лавки, где работает Софи, и уравновешивает их светлыми садами и роскошными природными пейзажами. В одной из таких сцен он изображает мерцающее озеро среди альпийских гор.

У озера Софи и два ее компаньона, помощник Хаула по имени Маркл и волшебное пугало по прозвищу Репка, развешивают постиранное белье на веревки, и романтическая фантазия переплетается с домашним бытом.

Замок в книге Джонс обладал магическими свойствами: не только способностью двигаться, но и множеством дверей, которые открывались в разных частях света. Эти свойства Миядзаки сохранил, но сделал замок еще более грозным, создав противоречивое пространство, которое является одновременно органическим и механическим и в котором сохраняются прошлое и верность традициям, и в то же время есть скорость, гибкость и разрозненность.

Миядзаки давно увлекался замками, и ходячий замок Хаула практически стал среди них «звездой», визуальным воплощением силы, соединяющей в себе множество качеств из многовековой истории замков. Из источника сверхъестественной и военной силы оно превращается в убежище для самых разных существ, место для ссор и испытаний влюбленных, а также хранилище сердца Хаула, буквально заключенного в центре замка. В отличие от замка Калиостро в более раннем фильме, в этом замке заключенным (хотя и с правами хозяина) является сам волшебник Хаул, а не юная девушка. От традиционных сказочных сюжетов этот роман отличает то, что спасти нужно самого Хаула, и сделает это не юная девушка, а старуха.

Замок Хаула занимает в фильме центральное место с самого начала, когда это неуклюжее прямо возникает из тумана на горизонте под постепенно набирающую силу музыку. Первые кадры полностью сосредоточены на внешнем виде замка. Сквозь облака Миядзаки дразнит нас проблесками прочного металлического фасада, усеянного башенками, водосточными трубами, похожими на глаза надстройками и даже большим высунутым языком. В следующем кадре мы видим костлявые ноги замка, которые практически скачут по крутому горному хребту.

Японский критик Мари Котани видит в замке «символ постмодернизма» и описывает его как «коллекцию искореженного хлама, напоминающую монстра, собранного из металлолома и в то же время похожего на гигантское живое существо».

На мой взгляд, хаотичная постройка имеет не только эстетическую, но и духовную ценность и говорит о том, что Карл Кассегард, описывая современное японское общество, называл «фрагментированным сознанием» современного состояния[291].