— Я боюсь, что мы утонем! — отозвалась Робин. — Озеро такое большое и такое глубокое! Только глянь, какие здесь волны!
Если бы я к тому моменту уже успела повидать море, я бы только посмеялась над страхами Робин. Но сейчас лодка кренилась, а вода бурлила. До берегов было по несколько миль — столько не проплывешь. И озеро и вправду казалось глубоким. Мне тоже стало страшно. Хэрн промолчал, но не стал выводить лодку на середину озера, на стремнину. Он и до того держался от нее в стороне, а теперь взял еще ближе к берегу. Вскоре мы добрались до мыса, поросшего деревьями. Деревья спускались по склону и уходили в воду. Мы проплыли над верхушками их затопленных собратьев. Робин краем глаза заметила их и опять заверещала насчет того, какое озеро глубокое. Она даже потянулась было к Одному. Но Робин слишком сильно почитала Одного, чтобы вот так вот взять и схватить его. Потому она шарила по сторонам, пока не нащупала Младшего. И вцепилась в него, да так, что костяшки побелели. Мы миновали много подобных мысов и затопленных деревьев, и в конце концов вошли в широкий залив — в этом месте озеро проникло даже в соседнюю долину. Вдали, на берегу виднелся зеленый луг. Он нам показался вполне подходящим местечком. Хэрн направил лодку к нему.
Гулл тут же вскочил и принялся кричать на Хэрна, и требовать, чтобы тот никуда не сворачивал. Хэрн выразительно посмотрел на меня, и мы поплыли дальше.
На дальней стороне залива обнаружился остров — крохотный клочок земли с купой ив, склонившихся над болотистым берегом. Гулл позволил нам причалить там, потому что островок находился прямо по курсу. Наверное, этот островок всегда был болотистым — какая-нибудь заболоченная впадина на склоне, — потому что его со всех сторон окружал тростник. Правда, сейчас из-под воды торчали лишь верхушки. В основном здесь рос высокий танакви, и сейчас он храбро пытался цвести — ведь уже наступила весна! Воздух был напоен его ароматом. Лодка вошла в тростники, распугивая болотных птиц.
Хэрн рассмеялся.
— Вы только гляньте на эту малышню!
И он указал на цепочку утят, которые деловито плыли следом за матерью куда-то под ивы. Утенок тут же повернулся к Хэрну спиной и надулся. Должно быть, именно этого Хэрн и добивался. Нет, от моих братьев свихнуться можно.
Мы высадились на берег, развели костерок — он сильно дымил, — и поели. Гулл есть не стал. Он просто сидел с куском хлеба в руках. Робин попыталась сунуть хлеб ему в рот, но Гулл так и не начал жевать.
— Гулл, я уже просто не знаю, что нам с тобой делать! — в отчаяньи воскликнула Робин. Вскоре после этого она уснула, прислонившись спиной к стволу ивы и положив Младшего на колени. А Гулл сидел рядом с ней и смотрел куда-то невидящим взглядом. Утенок продолжал дуться. Мы с Хэрном пошли побродить по островку, но не вместе, а по отдельности. Он пошел в одну строну, а я в другую, и в тот момент мне было совершенно наплевать, встретимся мы хоть когда-нибудь, или нет.
Я ненавидела этот островок. Ветви ив шелестели на ветру, как будто кто-то стучал зубами. Они были усыпаны ярко-желтыми почками, и на фоне серой воды этот цвет выглядел на редкость уныло. А эта самая серая вода все плескалась в тростниках и несла с собой их запах. Я смотрела под ноги, на здешнюю жирную грязь. Потом я подняла голову и посмотрела на фиолетовую полосу — виднеющийся вдали берег. И я почувствовала себя глубоко несчастной.
А потом мне послышался мамин голос.
— Танакви, малышка, ну возьми же себя в руки, ради всего святого! — сказала она. — Неужели ты настолько разозлилась, что у тебя отшибло всякое соображение?
Я, конечно же, мгновенно обернулась. Но позади была лишь ивовая роща, да маячащая среди деревьев спина Хэрна, и другой фиолетовый берег — этот был расположен поближе, но точно так же нагонял тоску.
А потом мне снова послышался из-за спины мамин голос — хотя на этот раз я понимала, что все это мне чудится. Ведь не могла же она стоять в воде, среди тростника?
— Танакви, ты не должна подпускать Гулла к морю, — сказала мама. — Разве ты не видишь? Пообещай мне, что остановишь его.
Я снова обернулась, и, конечно же, позади опять ничего не было.
— Я с тем же успехом могу пытаться остановить Реку, — сказала я, просто на всякий случай. Вдруг она меня слышит? — Его же несет!
А потом я вдруг поняла, какая я дура. И чуть не заплакала, но все-таки не заплакала. Вместо этого я вернулась к костру.
Гулла там не было. На мгновение я перепугалась до дрожи. Но потом я заметила, что он забрался обратно в лодку и лежит, глядя в серое небо.
— Вот здесь и лежи, ладно? — сказала я ему. А сама пошла взглянуть на Робин. Робин по-прежнему спала. Если посмотреть на Робин со стороны, как будто ты с ней незнаком, она кажется очень хорошенькой. Лицо у нее продолговатое, но округлое, а брови темные. Она всегда говорит про свои волосы, что они желтые и вьющиеся, но мне кажется, что именно такие волосы люди называют золотыми кудрями. Глаза у Робин большие и голубые. Даже сейчас, с закрытыми глазами и с розовато-лиловыми тенями под глазами, Робин была хорошенькая.