Волшебные сказки Азерота

– Услышьте же меня, холодные, сверкающие звезды! Услышь же меня, обжигающее, высокомерное Солнце! Услышь же меня, Азерот, которую я столь верно оберегала! Я более не займу свой пост. Я не стану делиться своим светом. Я не стану управлять приливами и отливами или замедлять ваши дни. Я буду сидеть и ждать, отвернув свой лик, и вы получите от меня лишь слезы. И будет так, пока мое Дитя не вернется домой.

О, как ужасно было то время, мои дорогие, мои любимые. Мир закрутился быстрее, пока дни не стали пролетать стремительно, как пчелы в поисках летнего нектара. Волны улеглись, и корабли не могли отправиться в путь. Океаны наползли на сушу, и многие города оказались под водой. Создания Азерота кричали от страха и молили Белую Леди о возвращении.

Солнце, видевшее, что происходит, шепнуло звездочке, которая шепнула другой, а та третьей, и наконец до Белой Леди дошла весточка о том, что дети Азерот страдают.

– Пусть страдают! – воскликнула она. – Мое Дитя пропало!

– Возможно, твоя дочь заблудилась, – сказали звезды, – и она вернется домой, если увидит твой свет.

Они говорили мудро, и Леди знала, что это так. Она поднялась на ноги, оправила платье из лунного света и снова заняла свое место на ночном небосводе. Создания милой Азерот возрадовались, и их мир снова стал прежним.

О мои дорогие, мои любимые, долго-долго Белая Леди ждала у закатного моста в конце каждого дня. Она ярко сияла в небе, став маяком своему заблудшему Голубому Дитя, чтобы оно нашло дорогу домой. Она была преисполнена надежды, любви и даже терпения, ибо знала и его.

Время, верное самому себе, стремительно мчалось вперед. Но Дитя не появлялось, и Белая Леди не слышала ни намека, ни шепота, ни слуха о нем. Леди снова преисполнилась страха, но вместо того, чтобы отвернуться от милой Азерот и скрыть свой свет, она засияла еще ярче. Более не была она спокойным, молочным светом маяка, утешающим потерянное дитя; и не была мягким, ласковым стражем дремлющего мира. Она сама превратилась в неистовое бледно-желтое солнце.

Она становилась все больше и больше и подходила все ближе и ближе к Азероту. Ее сияние затмило даже свет солнца. Бушевали волны, поднимавшиеся как никогда высоко и, подобно свирепым животным, пожиравшие корабли, что осмеливались отправиться в путь по ним. Не было покоя тем, кто нуждался в отдыхе, ибо ночью стало светло как днем. Путники не могли разглядеть звезд, и на поверхности мира были посеяны страх и смута.

О мои дорогие, мои любимые, как неистовствовали дети Азерот. Как они рыдали. Как они отчаивались. Но одна, лишь одна среди них, начала петь.

То была не песнь великого короля и не песнь грозного воина, а плач матери, скорбевшей по своему ребенку. Мир терзался голодом. Посевы сгорели под непрерывным светом. Без еды и отдыха мать не могла вскормить свою дочь, а без сна и молока дитя почти погибло. Эта женщина тоже неистовствовала, и рыдала, и отчаивалась. Но дни продолжались без ночей, и вместо этого она запела:

Под небосводом мать сидит,
Не спит и слезы льет.
Качая дочь, она глядит,
Как гаснет жизнь ее.
На небесах другая мать
Горюет, слезы льет,
Желает дочь свою обнять,
И о, она все ждет,
Когда домой из темноты
Ее Дитя придет.
Но, Леди, ждешь покуда ты,
Мое дитя умрет.

Звезды все еще висели над миром, мои дорогие, мои любимые. И ближайшие из них услышали песнь матери. Их светлые сердца наполнились горечью, и они пропели эту песню своим сестрам в соседнем созвездии. Одна за другой, звезда за звездой, песня разнеслась по космосу, пока не достигла Белой Леди.

Леди думала, что ее сердце не вместит большего страдания, но она ошибалась. Ее маяк, звавший Дитя домой, причинял вред другим, тем, кто тоже любил своих детей. И было неважно, что они смертны, а она – вечна. Было неважно, что их детей было много, а Голубое Дитя – лишь одно. Мать любит, мать страдает, и ни одна мать, потерявшая свое дитя, не пожелает такого горя другой.

– Я не знаю, увидишь ли ты меня, мое Дитя, – прошептала Леди, – но я более не могу причинять боль детям милой Азерот.

И так ее сияние потускнело, и она отошла от мира. Более она не занимала места Солнца. Она оставалась неярким стражем ночных небес и всем своим измученным сердцем надеялась, что Дитя все равно сможет найти ее.

О мои дорогие, мои любимые, как же долго Леди ждала. Мать из людского рода, спевшая ту песню, передала ее своей дочери, а она – своей, и потому мы помним то время и ту песню. Сколькие пели ее за века? Я не знаю, не знают и деревья, не знает и ветер. Знает лишь Белая Леди.

Но однажды она что-то увидела в ночном небе. Что-то, чего не было там прежде. Что-то маленькое, голубое и любимое.