Волшебный корабль

И она, душа корабля, расстраивалась вместе с ним и была очень несчастна.

Но Проказница видела и то, что Уинтроу вовсе не сдался. По ее мнению, силы духа ему было не занимать. Презираемый своими товарищами, приговоренный к жизни, столь отличной от всего, что он любил, – он по-прежнему продолжал старательно работать и упорно учиться. Он мчался исполнять любой приказ с не меньшим проворством, чем любой из них, и с достоинством принимал на себя полновесную долю тяжелой мужской работы. Ныне Уинтроу обладал сноровкой очень хорошего юнги – и быстро приближался к тому, чтобы стать отменным матросом. Его ум не оставался бездеятельным: Проказница наблюдала, как он сравнивал постановку парусов под командованием отца с тем, что получалось, если начальствовал Гентри, старпом. Рвение Уинтроу частично объяснялось «голодом» разума, привычного к освоению наук. У него отняли любимые книги и свитки – что ж, он принялся постигать премудрость ветра и волн. И он принял необходимость физического труда, коим изобиловала корабельная жизнь, так же, как когда-то – послушническую работу в монастырском саду. «Какой бы работой ни заниматься, твоя первейшая обязанность – делать ее хорошо!»

Но Проказнице было известно и еще об одной побудительной причине, подвигавшей Уинтроу на усердное изучение морского дела. Он пытался делом доказать презиравшей его команде, что был способен при необходимости отважно идти на риск и вовсе не гнушался матросской работы. Кровь Вестритов мощно говорила в нем: сколько бы ни косились на него такие, как Торк, он гнуть шею не собирался и голову держал высоко. И вовсе не был намерен просить прощения за случившееся в Крессе.

Вот только приходилось ему под осуждающими взглядами матросов очень уж нелегко. И он очень страдал.

А потом случилось несчастье.

Уинтроу сидел на палубе, скрестив ноги и поудобней устроив раненую руку. Проказнице не было нужды смотреть на него, она и так знала, что он, как и она, не мигая смотрит на далекий горизонт. Маленькие острова, мимо которых они проходили, Уинтроу не интересовали. Вот Альтия – та на его месте сейчас прямо-таки висела бы на фальшборте и жадно разглядывала берега. Накануне прошел сильный дождь, и ручьи и речушки, впадавшие в море, еще не вошли в берега. Они стремились навстречу соленым волнам и падали с высоких скал серебряными водопадами. Пресная вода не сразу смешивалась с морской и некоторое время держалась поверх, изменяя ее цвет. На островах вовсю кишела пернатая жизнь. Морские птицы соседствовали с крылатыми жителями суши и теми, что населяли отвесные башни утесов. Где-то на севере уже стоял мороз, но здесь зима заявляла о себе лишь дождями и буйным ростом зелени. На западе лежали Про́клятые берега, окутанные обычным для здешних мест зимним туманом. Там текло множество рек, и от обилия влаги климат был мягче, чем ему полагалось бы быть. Туманами славились и Пиратские острова. Там никогда не выпадал снег: теплые воды Внутреннего прохода не пускали сюда настоящую зиму.

Но какими бы зелеными и привлекательными ни выглядели острова, Уинтроу думал не о них. В его мыслях была одна-единственная гавань далеко на юге – и монастырь всего в одном дне пути от нее. Насколько ему было бы легче, будь у него хоть слабенькая надежда, что там они сделают остановку! Но конечно, надежды не было никакой. Его отец был далеко не дурак – и вполне позаботился, чтобы о побеге сын и думать не думал. Плавание должно было завести их еще во многие гавани. Но на Срединном полуострове они не причалят ни разу…

Когда мальчик шевельнулся и уронил голову на согнутые колени, Проказнице показалось, что он расслышал ее мысли так же явственно, как некогда Альтия. Нет, он не заплакал. Слезы у него давным-давно иссякли, и потом, любое проявление «постыдной слабости» лишь навлекло бы на него очередную порцию грубых колкостей Торка. Они с Проказницей были лишены даже столь малой отдушины, при других обстоятельствах помогающей выплеснуть горе, пока оно не разорвало душу. Некоторое время Уинтроу сидел неподвижно. Потом открыл глаза и посмотрел на свою руку, устроенную на коленях.

Это случилось три дня назад. Глупейшее несчастье (как, впрочем, и все они – задним-то числом!) из тех, что нередко случаются на кораблях. Кто-то из моряков упустил трос, причем когда Уинтроу этого ожидал всего менее. Проказница не думала, что это было сделано нарочно. Нет, Уинтроу презирали, но не ненавидели. По крайней мере, не настолько уж сильно. Несчастный случай, и все. Пеньковый канат потащил с собой руку Уинтроу, пытавшегося его удержать, и пальцы юнги угодили в шкив[62] блока. Проказница и теперь вся кипела от гнева, вспоминая, с какими словами Торк подбежал к юнге, который лежал скорчившись на палубе и прижимал окровавленную руку к груди. «Ну и поделом тебе! Меньше по сторонам будешь зевать, шваль! Тебе, дураку, еще повезло, что только палец прищемило, а не всю кисть расплющило! А ну живо вставай – и за работу! Никто тут тебе носик вытирать и слезки промокать не намерен».