Волшебный корабль

А положение, в котором оказался Уинтроу, как нельзя более располагало к напряженным раздумьям. Больше ему все равно нечего было делать. Он мог сидеть, стоять, лежать, опускаться на корточки – и все. Сон не приносил отдыха. Звуки, несшиеся с разных концов сарая, проникали в его сновидения, населяя их драконами и морскими змеями, и все они ругались и о чем-то умоляли на человеческом языке. Зато наяву поговорить было не с кем. Одну сторону клетушки Уинтроу составляла внешняя стена сарая. А с другого боку и напротив «постояльцы» успели уже не однажды смениться. Забулдыгу, потерявшего человеческий облик, увела плачущая жена. Проститутка, пырнувшая клиента, получила за это клеймо. Был еще конокрад, но его тоже скоро увели – вешать. Суд в сатраповых узилищах был скорый. Во всяком случае, в том, что касалось наказаний.

Из закутка Уинтроу был виден боковой проход с валяющейся соломой и за ним – ряд таких же клетушек. Там держали рабов. Строптивых, нежеланных хозяевам. «Расписных» со спинами и ногами в рубцах то засаживали в ножные кандалы, то расковывали и уводили. Уинтроу мог видеть: их продавали задешево, а гоняли – в хвост и в гриву. «Расписные» были не особенно разговорчивы даже между собой. Уинтроу про себя рассудил: должно быть, у них не осталось почти ничего, о чем можно было бы поговорить. Отнимите у человека возможность самоопределения – и ему мало что останется, кроме как жаловаться. «Расписные» этим и занимались, но без всякого азарта: перемен в своей судьбе они явно уже не ждали. Они напоминали Уинтроу собак, лающих на цепи. Эти угрюмые люди годились для тяжелой черновой работы на полях и в огородах, а больше особо ни для чего. Такой вывод Уинтроу сделал, послушав их разговоры. Большинство мужчин и женщин, сидевших за боковым проходом, провели в рабстве многие годы – и предполагали в этом же качестве закончить свои несчастные дни. И как ни отвратительна была Уинтроу сама идея рабства, кое к кому из них проникнуться жалостью было поистине нелегко.

Некоторые превратились в настоящих рабочих скотов; они хоть и поносили свой тяжкий жребий, но духа, чтобы воспротивиться, в них уже не осталось. Понаблюдав за ними несколько дней, Уинтроу начал понимать, почему некоторые почитатели Са верили, будто подобные типы оказывались в рабстве не иначе как по Его воле. Их действительно трудно было представить свободными людьми, имеющими супругов, детей, дома и хозяйство. Уинтроу все же не допускал, чтобы они рождались без душ, предназначенными для рабства. Просто никогда раньше он не видел людей, до такой степени лишенных самомалейшей искры духовности.

Он наблюдал за ними, и глубоко в животе медленно расползался ужас: «Много ли пройдет времени, прежде чем и я стану точно таким же?»

Между тем на изобретение пути к избавлению у него оставались лишь сутки. Завтра поутру его отведут делать татуировку. Прикуют за руки и за ноги к тяжелым скобам, а голову зажмут в тиски, выложенные изнутри кожей. И наложат небольшую метку, обозначающую его как раба сатрапа. Если сатрап пожелает оставить его у себя, других татуировок у него не прибавится. Вот только вряд ли Уинтроу понадобится государю. Не было у него никаких особых умений для привлечения внимания повелителя Джамелии. А значит, его немедля выставят на продажу. А когда продадут – в его кожу будет вколото добавочное клеймо, знак нового хозяина.

Уинтроу провел несколько часов в мучительных сомнениях. Если позвать содержателя и если тот отправит в гавань гонца – отец явится и его заберет. Или кого-нибудь пришлет за ним. Его отведут назад на корабль, и там он снова станет узником. Зато уродских меток на лице не прибавится. А если он не обратится к отцу, его татуируют, продадут и татуируют заново. И если он не сбежит и не выкупится на свободу – быть ему до скончания дней чьей-нибудь собственностью. По крайней мере, с точки зрения закона. Но в том и в другом случае жрецом Са ему уже не бывать. А поскольку он собирался следовать своему призванию и возвратиться домой, в родной монастырь, при выборе следовало руководствоваться следующим: какой вариант давал ему больше возможностей для побега?

Уинтроу дошел в своих логических рассуждениях до этого момента, и тут-то начались его колебания. Он просто не знал, откуда проще будет сбежать – из рабства у неведомого хозяина или же с корабля.

Вот так он и сидел в углу своего закутка и от нечего делать наблюдал за покупателями, приходившими присмотреть дешевых рабов для ломовой работы. Ему было голодно, холодно и до смерти неуютно, но всего хуже была невозможность на что-то решиться. Если бы не это, он давно бы уже свернулся жалким калачиком – и попробовал уснуть.