Кефрия знала со времен отрочества, что торговцы из чащоб посещают их дважды в год, забирая очередную выплату за живой корабль. Знала она и то, что со времени пробуждения корабля выплаты должны увеличиться. Таков обычай. Считается, что оживший корабль может принимать участие в баснословно выгодной торговле на Дождевой реке, а значит, начинает приносить своим владельцам отличный доход. В самом деле, большинство владельцев со времени пробуждения своего корабля начинали стремительно богатеть. К Вестритам это, конечно же, не относилось. Иногда Кефрия спрашивала себя: а так ли мудро было решение отца не связываться с магическими товарами?.. Иногда – вот как, например, сегодня.
Когда угощение было приготовлено и стол накрыт, две женщины тихо присели у очага. Кефрия заварила чаю и налила матери и себе.
– Может, нам Малту к себе сюда пригласить? – предложила она неуверенно. – Поучилась бы…
– Она и так уже знает гораздо больше, чем нам с тобой кажется, – устало отозвалась Роника. – Нет, Кефрия, сделай уж мне такое одолжение, не зови ее. Давай сами выслушаем Фьестрю и решим, как нам быть дальше. Боюсь, наши сегодняшние решения повлияют на всю дальнейшую жизнь семейства Вестритов. – И она посмотрела в глаза дочери. – Не обижайся на то, что я сейчас скажу, я просто не знаю, как выразиться деликатнее. Боюсь, мы с тобой – последние женщины из рода Вестритов. Малта – до мозга костей Хэвен. Нет, я не говорю, что Кайл Хэвен человек скверный. Я просто хочу сказать, что сегодняшнее дело касается только торговцев Удачного и решать следует нам. Потому что Хэвены не из нашего круга.
– Будь по-твоему, – кивнула Кефрия утомленно.
«Когда-нибудь, – подумала она без злобы и гнева, – тебя не станет и я больше не буду чувствовать себя между двумя жерновами. Быть может, тогда я все отдам Кайлу – и буду проводить время, ухаживая за своим садиком. Тогда мне не придется ни о чем думать, кроме как о том, надо ли подрезать розы и не пора ли разделять корневища ирисов. Вот тогда-то я наконец отдохну…» Она была уверена, что Кайл не будет ее особенно беспокоить. Думать о муже нынче было все равно что звонить в надтреснутый колокол. Когда-то его имя звучало в ее сердце как песня, но теперь ей не хотелось даже мысленно произносить его. Или слышать, как его произносят другие. «Любовь, увы, держится на материальных ценностях и на праве ими распоряжаться, – подумала она отрешенно. – Семейный лад, супружеская любовь… даже любовь ко мне собственной дочери. Люди начинают любить тебя, когда ты отказываешься от власти в их пользу. Как смешно…» На самом деле было не очень смешно. С тех пор как Кефрия открыла для себя эту истину, ей сделалось все равно, любит ли ее кто-нибудь.
Она прихлебывала чай, глядя в огонь, и время от времени подбрасывала дрова. Есть все-таки еще простые радости в жизни. Тепло огня, чашка хорошего чая… Надо уметь наслаждаться тем, что осталось.
С дальнего края поля донесся отдаленный звук гонга. Мать торопливо поднялась, чтобы еще раз поспешно все проверить. Свет в комнате давно уже был приглушен, но теперь она накрыла свечи резными колпачками, еще больше смягчая сияние их огоньков.
– Завари свежего чая, – негромко распорядилась она. – Каолн любит чай.
А затем мать сделала нечто довольно странное. Она быстро подошла к двери, ведшей внутрь дома, и резко распахнула ее. А потом так оглядела широкий коридор, словно предполагала застать там кого-то врасплох.
Когда она вернулась, Кефрия спросила ее:
– Что, Сельден снова не спит? Таким полуночником заделался…
– Нет, там никого не было, – рассеянно отозвалась Роника. Потом плотно притворила дверь, подошла к столу и вдруг спросила Кефрию: – Ты хорошо помнишь приветственный ритуал?
– Конечно. Не волнуйся, я тебя не посрамлю.
– Ты никогда меня не срамила, – ответила мать.
Кефрия сама не знала, отчего так странно подпрыгнуло ее сердце при этих словах.
А потом раздался короткий стук в дверь, и Роника пошла открывать. Кефрия встала у нее за плечом. За дверью стояли две темные фигуры в плащах и надвинутых капюшонах. У одной на вуали сияла целая россыпь багровых кристаллов огня: зрелище жутковатое и прекрасное. Янни Хупрус! Кефрия ощутила, как глубоко внутри живота холодом разбежался страх. Сновидческая шкатулка! На миг у нее голова закружилась от ужаса. Она в отчаянии ждала, чтобы мать сказала хоть что-нибудь, как-то выручила их обеих… Но и мать стояла молча, вполне потрясенная. Она даже не поздоровалась. Кефрия судорожно вдохнула и сотворила краткую молитву о помощи и вдохновении.
– Я приглашаю вас быть желанными гостьями под нашим кровом. Входите – и будьте как дома!